Осколки памяти

Особенно бесцеремонно редакторы обращались с мо­лодыми ребятами, которые первую-вторую картину сни­мали. Когда постарше стал, поопытнее, отношение не­сколько изменилось, но легче стало не намного. Мы как-то сосчитали: в Белоруссии ты должен был сдать кар­тину в тринадцать инстанций: редсовет, худсовет, дру­гие советы, прочие советы, Госкино БССР, ЦК, еще куда- то... И в Москве - Госкино. И везде ж советы давали. Я по сей день помню их всех в лицо, и у меня к ним отноше­ние, я бы сказал, не нежное.

Я наших кинокритиков не любил и не люблю; за всю свою жизнь я встретил всего несколько человек, кото­рые были потрясающими критиками: доброжелатель­ными, которые, будучи влюбленными в твою картину, хотели улучшить ее, помочь тебе. Это были московские критики, у нас таких не было и нет. У нас все ругали безосновательно и бездоказательно. Причем здешние критики все университетского разлива, неспециалисты, и получалось так, что тут меня чихвостят, стружку сни­мают, а поеду в Москву - там все нормально.

Михал Ильич спрашивал:

- Ругают очень?

- Да.

- Значит, совершенно замечательно! Я тебя поздравляю, - говорил он, зная их вкус.

Я думаю, что, если бы Михаил Ильич смотрел кар­тину, которая ему не понравилась бы, он не ругал бы ее, он огорчился бы. Огорчился, что не получилось у худож­ника, у режиссера, не получилось у человека.

Я не расспрашивал Михал Ильича, как проходила его картина "Девять дней одного года"; казалось, там должны были все подняться и смотреть стоя. "Обыкновенный фа­шизм" тем более - редактура должна была аплодировать после просмотра. Однако я не думаю, что все было гладко.

Через это проходили все. Шукшин, я знаю, маялся, Тарковский тоже - все. Надо было, чтобы главлит, цен­зура все проверяли, стояли над тобой. То ли испытывали на прочность, то ли чего-то хотели, - кто поймет, они же не разговаривали, вершители судеб.

А Витя Трегубович сколько мыкался! После ВГИКа пытался в Минске снимать - тут отказали. А Ленинград принял. Вот и вышло, что "Даурию" и "Старые стены" снял не "Беларусьфильм", а "Ленфильм". Какая-то исто­рическая справедливость тут есть: "Беларусьфильм" со­здавался на базе "Ленфильма", пригрет был им.

Нам всю жизнь твердили, что государство деньги дает, а отдачи от нас никакой. И только потом я узнал, что, оказывается, в доходах государственного бюджета кинематограф занимает довольно высокое место: после водки первое.

Для того чтобы окупить затраты на производство кар­тины, достаточно было лишь одного сеанса в каждом ки­нотеатре Советского Союза. Но один сеанс ведь никогда не показывался. Допустим, если фильм шел день - семь сеансов, соотношение уже один к семи, а если два дня, не­делю, а если больше? А повторы? Вот и считайте. Так что не нахлебниками мы были, а делали серьезное дело.

На большие, гигантские картины после принятия специального решения выделялось и специальное финансирование, а на обычные наши картины денег давали мало - выкручивались. Тысяч триста шестьдесят выде­лялось, куда входили и заработная плата, и постановоч­ные, и межкартинный простой (постоянной зарплаты мы на студии не получали, а только когда картина запуска­лась в производство, и приходили отпущенные на нее деньги, ты, согласно смете, получал свои). Помню, мне на какой-то картине не хватило пленки, прихожу к глав­ному инженеру:

- У меня пленка кончилась.

- Что за беда - купи! Скажи, сколько тебе нужно - мы выпишем.

Я пошептался с кинооператором: вот столько. Глав­ный инженер подмахнул бумажку, и все - нам дали пленку. А когда пришла пора получать постановочные, я смотрю, у меня ровно такую сумму изымают.

Так что даров от студии не было, поэтому и картины были "жесткие". Вспомните, какая панорама блистатель­ных картин появилась у нас после войны, и все сделаны на мизерных издержках. "Баллада о солдате" - произ­водство не затратное, а картина-то гениальная! Григорий Чухрай и Валентин Ежов - два фронтовика, знающие войну, окопную правду, как говорили тогда, и сделали подлинную картину, а Володя Ивашов, светлая ему па­мять, и Жанна Прохоренко так прекрасно сыграли.

Между тем, снимая кино при наличии денег, можно испытывать наслаждение: выбрать себе сценарий, мес­то для съемок, никаких редакторов, никаких показов, вызовов в вышестоящие инстанции...

Когда говорится: "Ты мне картину сними хорошую, а я тебе дам денег", это ошибка. Сначала надо дать день­ги, а потом ждать картину. А как снимать без денег? Даже чтобы написать полотно, нужно заплатить за холст, кис­ти, краску... А тут такое мощное производство!

Что касается критики, то, быть может, у меня отно­шение к ней не самое разумное. Однако скажите, как можно давать советы Василию Владимировичу Быкову? Ну, как? Все, что он пишет о войне - это его война, это он пе­режил, и если я буду делать по его сценарию картину, буду стараться сделать ее так, как пережил он (!), и свои чувства вложу в картину, максимально ему доверяя, рав­но как и другим писателям, которые пережили то, о чем пишут.