Читаем Осколки памяти полностью

Мне хотелось делать картины о том, что меня как каждого человека в жизни волновало. Я делал то, что считал нужным. Это и картина о моем поколении в тылу, в эвакуации. Я это пережил, а значит, могу рассказать об этом так, как не расскажет другой, - скромная задача.

Затем я посчитал, что надо рассказать и о ребятах, которые остались здесь, в партизанских отрядах. Расска­зать честно о том, что мне удалось узнать из романов Вани Чигринова, из воспоминаний людей, прошедших через это. Хотелось рассказать об этих людях, дать им знать, что о них помнят, и хотя бы так, картиной, но по­мочь им жить.

"Расписание на послезавтра" - картина, тоже идущая от жизни. Я боялся школы, и мне казалось, что неправильно наша школа организована, - наверное, это самомнение. Но я приходил и сидел в страхе, а вызов к доске был чудовищной катастрофой. Разве это нормально?

Главные идеи "Белых рос" тоже рождены действи­тельностью: во-первых, уничтожается семейный уклад, уничтожается деревня, город поглощает ее, людям, бед­ным, трудно сориентироваться. Коля Караченцов еще работает в колхозе, а колхоза-то вот-вот и не будет уже. Затем одиночество стариков. Сыновья все разбежались, родители живут одни. Мне их жалко было, стариков этих. Хотелось разобраться в сложностях жизни. И потом хоте­лось обратить внимание на то, что классные же люди рядом с нами живут! Ну, не задача ли?

А "Осенние сны" и вовсе. Формулировка, которая ранила и жгла мое сердце - так называемые "беспер­спективные деревни". Ну, кто это придумал?! Почему?! Вот как живут там люди, так и живут - выкарабкивай­ся, как можешь. И привыкли они никакой помощи не ждать. Я делал картину против этого, картину про та­ких вот заброшенных стариков, которых мне тоже было очень жалко.

А что происходит сейчас? То же самое, к сожалению. Как одинокие выкарабкиваются? И не только в деревне, в городе тоже. Елки зеленые! Ежели на Дальнем Востоке в домах отключают тепло и замерзает (!) человек, меня передергивает от этого, меня это угнетает.

Да, у меня тяга к человеку. К городскому, деревенско­му - не важно. "Улица без конца" - картина о городской девочке. Ведь если вдуматься, нечего гордиться палатка­ми, в которых жили героические строители Новополодка, ехавшие туда по комсомольской путевке: терпели муки, никаких условий - один труд. Героизм - да, но в то же время и полная беда.

Я не понимаю термин "писатели-деревенщики": они же пишут о людях, которые живут в деревне. А другие пи­шут о людях, живущих в городе. Но о людях, и важно это. Важно постараться людей понять, полюбить и помочь.

Ваш покорный слуга за своим письменным столом прочитал в газете малюсенький рассказ Василия Влади­мировича Быкова и обалдел. Я рвусь его ставить, потому что это сочинение о человеческой сущности и о том, ка­ким должен быть человек. От этого никуда не уйдешь.


Ретроспектива ради перспективы

Я говорил о том, что качество картины определяют сами люди, зрители. Тогда почему народ "голосует" за триллеры, фэнтези и пр., действительность ему не инте­ресна? - спросите вы.

Народ не самостоятелен, к сожалению: он может смотреть только то и выбирать только из того, что ему показывают.

Каждый год, слава тебе Господи, рождается новое по­коление. И уже не первое поколение (!) не видело послево­енных картин, сделанных режиссерами "Беларусьфильма", многих из которых уже и в живых нет. О довоенных и говорить не приходится. Сегодня есть пропущенные поколения, которые не видели мировую классику: и советские картины, и зарубежные. А где они могли увидеть, если не показывают! Видики-то появились всего ничего, да и не заменит ви­дик кинотеатра - ощущение другое. Значит, надо повто­рять, показывать старые картины - они не старые, они просто давно сделаны.

Благо, пленки оберегаются и держатся в боевой го­товности. О том, как сберечь пленки, думали ученые - химики, физики - и организовали в свое время в Совет­ском Союзе "Белые столбы", где хранятся негативы и по­зитивы наших художественных картин, и мои картины там все есть. Это научное учреждение, где работают се­рьезные ребята, любящие кинематограф и знающие его досконально, они этим занимаются со всей серьезностью и тщательностью: следят за влажностью, температурным режимом, время от времени проматывают пленки, смот­рят, в каком они находятся состоянии, и, если необходи­мо, принимается решение о реставрации.

А сейчас с появлением новой техники можно пере­водить картину на "цифру", и она будет вечной.

Техника развивается: вот вам видеокассета, вот вам DVD...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное