Осколки полевых цветов

Поддавшись чувству вины, я написала в ответ, что тоже его люблю.

– Как же болят ноги! – ною я, сажусь и потираю правую пятку. – Больше никогда не надену такие каблуки.

Он усмехается.

– Я тебя понимаю. Я своим никогда не изменяю. – Он указывает на свои рабочие ботинки.

Я встаю и достаю из сумки пижаму.

– Приму душ, если ты не против.

– Не торопись. – Он садится и разувается.

– Тебе помочь? – шучу я.

– Я справлюсь, – криво усмехнувшись, произносит он.

– Ну, как хочешь. – Я подмигиваю и закрываюсь в ванной.

О, боже мой! Салем! Зачем ты ему подмигнула? Фу. Ненавижу себя.

Я включаю душ и, пока вода нагревается, смываю макияж. И хотя я в этом деле полный профан, макияж продержался на моем лице весь вечер. Только тушь немного размазалась, но могло быть гораздо хуже.

Я залезаю в душ и намыливаюсь предоставленным отелем гелем. У него резкий аромат апельсина и ванили. Когда я чувствую, что с моего тела смыт весь пот, я выключаю воду и выхожу на маленькое полотенце, вытираюсь и надеваю шорты для сна и безразмерную футболку.

– Твоя очередь, – говорю я Тайеру, выходя из ванной и оставляя за собой шлейф горячего воздуха.

Он подавляет зевок.

– Спасибо.

Он уже развернул кровать и выбрал себе одну сторону, так что мне достается другая. Я с тихим стоном ложусь на удобный матрас. Вечер был потрясающим, но я устала. Я зеваю и жду, когда Тайер ляжет спать.

Когда включается душ, я стараюсь не думать о том, что Тайер стоит там голый, но думаю об этом еще больше. Я закрываю лицо руками.

– Гормоны, – тихо бурчу я себе под нос. – Наверняка это гормоны шалят.

Это единственное объяснение, которое приходит мне в голову.

Я хватаю телефон и залезаю в социальные сети. Я мало публикую в личном аккаунте, но все-таки создала его ради моих свечей на случай, если однажды я решу превратить это во что-то большее. Пять новых подписчиков, а я даже не выложила на этой неделе ни одного поста. Неплохо. Я работаю над страничкой всего год, а количество подписчиков уже приближается к двум тысячам. Это ничто по сравнению с другими аккаунтами, но я очень горжусь своим маленьким предприятием.

Дверь ванной открывается, и Тайер спрашивает:

– Оставить свет в ванной?

– Мне все равно.

Он решает оставить его включенным и прикрывает дверь, так что в спальню проникает лишь тонкая струйка света.

Шлепая босыми ногами, он кладет на стол часы и подключает к зарядке телефон.

Я все еще зеваю, стараясь не пялиться на облачившегося в спортивные штаны Тайера. Это почти неприлично, то, как ткань облегает его…

– Что, нравится? – Его тон на удивление игривый, и мои щеки заливает румянец.

– Нет, – лгу я, ныряю под одеяло и натягиваю его до подбородка.

– Конечно, – ворчит он и прищуривается, глядя на меня. – Ты на меня набросишься, если я буду спать без футболки?

– Нет такой футболки, с которой я бы не справилась.

Блин. Мне хочется залепить себе пощечину. Я только что намекнула на то, что если он снимет штаны, я на него наброшусь. Фу.

Он стаскивает с себя футболку и устраивается на кровати. Кровать широченная, и между нами так много свободного пространства, что туда легко поместился бы еще один человек. А может быть, и двое.

– Спасибо за сегодняшний вечер, – в миллионный раз повторяю я. – Ты понятия не имеешь, что это для меня значило.

– Не обязательно бесконечно меня благодарить.

– Знаю, но…

– Но ничего, – отвечает он. – Мне было приятно это сделать.

Мой голос практически срывается на писк, когда я спрашиваю:

– Почему?

Зачем ему так стараться ради меня? Мужчине, который старше меня более чем на десять лет. Он мой сосед. Мой начальник. Он мне ничего не должен.

Он молчит. Я чувствую, что внутри него идет борьба. Наконец он дарит мне свой ответ, как что-то драгоценное, чем можно дорожить.

– Потому что мне хотелось. – Его глаза мерцают в темноте. – Я никогда не делаю то, чего не хочу, Салем. Я эгоистичный мужчина.

Мужчина. Он бросает это слово, как гранату, мягко напоминая мне, что, хотя мы и лежим в одной постели, ему тридцать один, а мне восемнадцать.

Он не ждет моего ответа и выключает свет на своей стороне кровати.

– Спокойной ночи, Салем.

– Спокойной ночи, – шепчу я.

Глава двадцать четвертая

Н-Нет! Нет! НЕТ! Я машу руками и ногами, сражаясь с противником, который кажется таким реальным.

– Салем, – пробивается сквозь весь этот ужас знакомый голос. – Салем. Я здесь. Ты в безопасности. Проснись, черт возьми!

Я чувствую на своем лице теплые руки, чувствую, как кто-то давит на меня всем своим весом.

– Не прикасайся ко мне! – ору я. – Остановись! – умоляю я прижимающееся ко мне тело. Я выбрасываю вперед руки, готовая защищаться ногтями. – Отстань от меня! Я твоя дочь! – рыдаю я, хотя знаю, что это не поможет, это никогда не помогает. – Остановись, я твоя дочь.

Я слышу чей-то вздох, и тяжесть исчезает.

– Проснись! – просит тот же голос. – Пожалуйста, проснись.

Мои глаза открыты, тело покрыто потом. Я плачу, слезы смачивают мое лицо.