Мы с Сиф по очереди цитируем все пословицы и поговорки, которые приходят нам на ум, и смеемся над ними. До тех пор, пока Сиф не перестает отвечать и по комнате не разносится звук ее размеренного дыхания. Я кутаюсь в одеяло и смотрю на один из фонарей. Мое сердце бьется медленно и сильно, и с губ еще долго не сходит улыбка. Но я не должна радоваться. Не имею на это права. У меня есть задание, и бросать его нельзя. И неважно, что принц дарит мне немало новых впечатлений. Неважно, что я вижу в нем проявления порядочности. И даже неважно, что Сиф, заменив мою семью, стала мне как сестра, которой у меня никогда не было. Еще долго я лежу, прислушиваясь к себе и заставляя себя мыслить ясно. «Растопи его сердце, но твое пусть окаменеет».
– Сегодня мы отправимся в небольшую поездку, – объясняю я принцессе за завтраком.
– Разве мы не должны ехать сразу в Тарнис? – Она тянется за лепешкой.
Несмотря на то что яры отказываются от сахара и едят только простые овощные блюда, она каждый день ест с таким же аппетитом, как в замке и Эретане. Особенно ей, судя по всему, нравится салат из диких трав с жареными кедровыми орешками. Для меня же он на вкус как сосновые шишки. Впрочем, для меня любая пища отдает сухим деревом, так что я привык.
Лениво размазываю кашу по своей тарелке.
– Я передумал.
– А это не нарушит весь график? – спрашивает она и продолжает, прежде чем я успеваю вставить хоть слово: – Да, да, я принц и я составляю график. И планирую время! – Она театрально поднимает указательный палец, и Сиф хихикает, прикрыв рот ладонью.
– Вы меня передразниваете? – Я смотрю на принцессу поверх чаш, полных овощей.
– А если и так? Что вы мне сделаете? Сбросите в реку? – бросает она мне вызов. – Но будьте осторожны, это будет означать, что я – дар богов.
Неожиданно хихикает Энцекиаль, и на моей памяти это первый раз, когда она проявляет какие-то эмоции. До сих пор она мне даже нравилась.
– Но также это будет означать, что вы та часть, которую отдают реке как все лишнее, – фыркаю я, но она уже спокойно чистит мандарин.
После еды я веду принцессу к конюшням на окраине Истареи, перед входом в которые Роуэн держит за поводья мою кобылу и одного из наших молодых коней.
– Вы умеете ездить верхом или поедете со мной на моей лошади?
Принцесса пристально смотрит на меня.
– Конечно, я умею. – Тут ее глаза расширяются. – Подождите. Когда вы сказали, что мы отправимся в небольшую поездку, то имели в виду только нас двоих?
Я сажусь на свою кобылу.
– Кареты там не проедут. И следующий пункт назначения должны видеть только вы.
Роуэн бросает взгляд на пышное платье принцессы и низко кланяется.
– Сейчас принесу дамское седло, – он лукаво подмигивает, – и табуретку, чтобы подняться в него.
Принцесса бросает взгляд на лошадь, а затем, поддерживая одной рукой свою объемную юбку, взбирается ей на спину.
– Если там действительно такая непроходимая местность, то я ни за что на свете не поеду в дамском седле с зажатой ногой.
– Но ваше платье… – пытается возразить Роуэн.
Принцесса подмигивает Роуэну и слегка пришпоривает лошадь:
– Не волнуйся, я хорошая наездница.
И она права. Она действительно хороша, хотя одежда совсем не подходящая, а седло великовато. На лошади она словно становится другим человеком. Как только мы пересекаем последний деревянный мост, она становится одним целым со своей лошадью и лишь краем глаза смотрит в мою сторону, чтобы видеть, куда мы едем. Но ей наверняка хочется мчаться по долине наедине с собой, оставляя на снегу одинокий след. Ветер развевает ее волосы, а холод обжигает лицо. Сейчас она свободна, хоть эта свобода и ненастоящая.
Через некоторое время я направляю свою кобылу на узкую горную тропу и чувствую, что энтузиазма у принцессы явно убавляется. Путь трудный, и человеческие лошади его бы вовсе не осилили. Она цепляется за своего коня, чтобы не соскользнуть, и сжимает зубы. В такой неподходящей одежде дорога не может быть приятной, но она не жалуется.
Когда перед нами наконец открывается высокогорная долина, она уже тяжело дышит и ноги у нее дрожат. Принцесса разглядывает восьмиугольную башню, наполовину выдолбленную из гигантского валуна, и крепче перехватывает поводья, когда мы подходим ближе.
– Что это за место?
Я спешиваюсь с лошади перед гигантской двустворчатой дверью.
– Храм. – Молчу пару мгновений, ожидая, когда она тоже спустится. – Только храм не так важен, как те, кто живет здесь.
Она бледнеет. Открываю перед ней дверь и, пока мы идем по длинному темному коридору, не могу понять, догадывается ли она, кто ждет ее за двойными дверями в самом конце коридора. Тем не менее, крадется она так осторожно, что звук ее шагов совсем не отражается от голых каменных стен. Толкаю дверь, и она входит в главный зал, разглядывая стены без окон, тянущиеся вверх намного выше, чем в любом соборе, хрустальные круглые окна в потолке и, наконец, длинный стол, за которым сидят несколько десятков женщин и чистят овощи.
– Люди, – ахает принцесса, поднеся руку ко рту. И вдруг осознает: – Предыдущие жертвы.