Осколки (СИ)

— Кара… — сердце замерло на миг, оборвалось, ухнулось в ледяную пустоту, мгновенно заполнившую Кэлен внутри. — Ты... присутствовала... смотрела? Милая, ты же обещала… обещала, что не будешь…

— Ты тоже кое-что обещала, Кэлен. Не влюбляться в Мэйсон, например.

— Я в нее и не влюбилась… Радость моя, ну вот зачем ты так?

— Как? — она говорила очень тихо. Тихо, ровно… безжизненно. – Как, Кэлен? Ты поставь себя на мое место, а?

— Милая…

— Мэйсон у тебя теперь милая. Тебе ведь с ней понравилось. Понравилось же, да? Можешь не отвечать… И так понятно. Ты орала и стонала, как последняя портовая блядь! Я не знала, что ты блядь, Кэлен. А ты сама знала? Знала, что ты шлюха?

— Кара, зачем ты оскорбляешь меня?

— Оскорбляю? — она рассмеялась. И все еще не смотрела, не глянула даже ни разу на Кэлен! — Это не оскорбление. Это факт. Ты орала, как блядь. Кэлен, я ведь слышала! И видела, кстати. Со мной ты так ни разу не орала. И лица такого… у тебя я раньше не видела… Что, интересно, она с тобой такого делала, чего я не делаю? Хотя нет, не интересно. Мне плевать.

— Кара…

— Я не хочу тебя видеть, — она опустила голову, еще сильнее отвернулась. — И слышать, — усмехнулась: — Насмотрелась и наслушалась. Аж тошнит.

— Ты… — от обиды, от боли перемкнуло горло, и Кэлен с трудом проталкивала слова. — Ты так несправедлива…

— Я? — она повысила голос. И даже покосилась на Кэлен. Тут же отвела взгляд. — Я несправедлива? Да пошла ты! Убирайся к черту, Кэлен!

— Да… — боль вдруг исчезла. Не удивительно: в пустоте просто нечему болеть. В пустоте, холодной, мертвой пустоте, что заполнила Кэлен. – Да. Пошла-ка я. Подальше от вас. От вас обеих! — развернулась и бросилась обратно, в ванную. Подхватила с комода свои джинсы, свитшот, почти мгновенно переоделась. Выскочила в прихожую, натянула куртку, влезла — прямо босыми ногами — в туфли… На миг замерла, обернувшись в сторону гостиной — пронзило вдруг нелепой надеждой, что одумается, остановит… послушала пару секунд щелчки клавиатуры в тишине… Нет, не остановит. И, проглотив вставшую комом в горле пустоту, вышла из квартиры.

Как? Как Кара могла так поступить, а? Зачем она… присутствовала, смотрела, вот зачем? Ведь они же договорились, договорились же, ну! Разве Кэлен сможет теперь доверять ей? А разве у них теперь что-то будет? Разве это возможно? После того, что Кара говорила… после того, как она называла Кэлен. Как она могла такое сказать? Как такое может сказать человек, который говорил, что любит? Да не может любящий человек бросаться такими словами, категорически не может! И разве можно это забыть? Тем более — простить… Разве можно после таких слов верить?

Слезы душили Кэлен, жгучие, ядовитые слезы обиды и злости. Они запрудой поднялись в горло, не позволяя ни проглотить, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Они сдавили грудь — до тяжелой, едва переносимой боли, стиснули сердце… оно тоже болело, болело почти непереносимо. Сердце горело, выжигая все там, у Кэлен внутри. А слезы запруживали, застилали глаза, и Кэлен их, слезы, давила, давила изо всех сил, сжимая челюсти, прикусив нижнюю губу — тоже до боли. Ибо слезы в глазах ей сейчас были не нужны, они мешали, да что там — были опасны. Она и так отчего-то плохо видела дорогу, она ехала-то практически наугад, а тут еще эти чертовы слезы! Ей, Кэлен, главное добраться до дома — хорошо, что недалеко хоть…

Черт бы побрал эти слезы! Откуда только взялись, а? Ведь когда она выскочила из квартиры Кар… Мэйсон, их не было. И боли не было. И даже обиды. Была только пустота, холодная, черная, блаженная пустота. Зачем, вот зачем только она заполнилась этими ядовитыми, мучительными слезами?

Кэлен выдержала. Доехала, припарковалась, зашла в подъезд, поднялась в квартиру… и только теперь, захлопнув за собой дверь, дала им, слезам, волю. Боже, кажется, никогда в жизни она не плакала так! Так горько, так отчаянно, так бурно, так… на разрыв. Она сидела в прихожей, прямо у входной двери, прижавшись к ней спиной, и ревела, громко, уже не сдерживаясь, задыхаясь, захлебываясь, подвывая… Она ревела, и сама себя не узнавала в этом. Эти слезы, эти отчаянные рыдания были совсем не про нее, не про Кэлен Амнелл. Господи, да она, пожалуй, и в младенчестве так не плакала…