Осколки (СИ)

Агнес по-прежнему спала, и Гилдерой осторожно прокрался мимо неё в свою палату. Газеты было лучше попросить у сердобольной Матильды, которая все его такие инициативы встречала с радостью. Она почему-то считала, что интерес к происходящему вне стен больницы — признак выздоровления. Как будто это было панацеей от всего!

Матильду на самом деле обрадовала его просьба, и она принесла целый ворох газет за последние дни.

— Люди хотят знать, что происходит, — пояснила она, — поэтому все они теперь такие толстые: двадцать страниц «Пророка» вместо восьми ещё не предел. Ну и цена почти полсикля против обычных шести кнатов… задумаешься тут.

Гилдерой сердечно поблагодарил Матильду и, едва дождавшись, когда она уйдёт, с интересом погрузился в чтение. Если сначала знакомых имён было всего два: Снейп и Поттер, а Гилдерой замирал, когда натыкался на них в тексте, то к вечеру он уже знал, что исполняющего обязанности министра зовут Кингсли Шеклболт, что Люциус Малфой ни в чём не виноват, и что у журналистки по имени Рита Скитер — очень прыткое перо.

Про Поттера он окончательно понял, что тот герой, и, победив самого страшного тёмного мага современности, остался добрым, понимающим, скромным и, к тому же, отстаивающим справедливость. Чем иначе объяснить, что он не только лично поручился за убийцу Дамблдора, но и рассказал о гениальном плане, который включал в себя «вещи, несомненно, далёкие от обывательского понимания». Понимание Гилдероя, несомненно, было самым что ни на есть обывательским, но даже он сообразил, что судьба Снейпа полностью зависит от того, поверит Визенгамот Поттеру или нет.

А сам Снейп неожиданно показался с очень интересной стороны. Недаром эта Скитер даже обмолвилась, что непременно будет следить за его дальнейшей судьбой и собирается написать о нём книгу. Гилдерой представил, как можно преподнести такую историю, и, поймав себя на придумывании названия будущего бестселлера, содрогнулся от страха. Он увидел, как в книжном магазине на него надвигается толпа безликих людей, скандируя одно слово: «Автограф!» Воспоминанием это точно быть не могло — слишком уж условной была картинка, но страх оказался самым настоящим. Неужели ему когда-то такое могло нравиться? Или он просто считал это издержками профессии и терпел? Теперь уже и не узнаешь, но почему-то Гилдерой был убеждён, что и Северус Снейп — он теперь точно знал его имя! — не в восторге от собственной известности. Хотя его имя идеально подходит герою романа.

Неожиданно для себя Гилдерой достал лист пергамента и принялся записывать свои впечатления от этого человека: как он хмурится, как поднимает бровь, как скрещивает на груди руки. Просто зарисовки, ничего больше. Но, подбирая слова, он почему-то назвал многие жесты Снейпа защитными. Надо же… а так и не скажешь! Гилдерой с интересом перечитал написанное и решительно смял пергамент. Нет! С той жизнью покончено навсегда — ничего хорошего она ему не принесла.

А ещё Гилдерой вдруг подумал о том, сколько правды в словах Скитер, а сколько художественного вымысла. Интересно, а рассказ про единственную любовь всей жизни правдив? Или просто так преподнесён? И откуда вообще такая личная информация появилась в газете? И как Снейп отнесётся к тому, что его личная жизнь стала общим достоянием? М-да… Гилдерою отчего-то расхотелось нести Снейпу эти газеты.

До самой ночи размышления о том, стоит ли такое показывать самому герою статей, терзали, не давая покоя, но Гилдерой решил, что хуже будет, если это обрушится на голову Снейпа без подготовки. Допустим, на суде. Так что пусть читает!

***

Снейп его ждал. Это было слишком очевидно, чтобы поверить его нарочито удивленному взгляду, словно говорящему: «Опять ты?» или что-то в этом же духе. В отместку Гилдерой сначала открыл окно, немного полюбовался луной, съел пару ягод земляники и только потом достал из-под пижамной куртки свёрнутые листки газет. Снейп ухватил сразу все и, обложившись разными номерами, погрузился в чтение, старательно не замечая Гилдероя. Ну-ну! Неужели ему не надо будет потом убрать все следы своего просвещения? Гилдерой решил подождать и выбрал для этого самое удачное место — подоконник.

Улица манила огнями фонарей и светом окон дома, что стоял напротив. Там бурлила своя жизнь, и магглы, которые видели на месте госпиталя святого Мунго лишь иллюзию заброшенного здания, совершенно не заботились о сохранении тайны своей личной жизни. Только жители нижних этажей ещё вспоминали о шторах, а жильцы верхних — совершенно не таились возможных наблюдателей. Снейп за спиной мирно шуршал бумагой, и Гилдерой с интересом наблюдал за ссорой молодой пары, которая неумолимо двигалась к апогею: девчонка притащила чемодан и демонстративно бросала туда свои вещи. От её пёстрого белья рябило в глазах, а она ещё размахивала руками и явно кричала что-то обидное. Наконец, чемодан был со злостью захлопнут, и она направилась к порогу с таким видом, будто в любое мгновение ждала, что парень бросится за ней и начнёт уговаривать остаться.