Осколки света

А началось все, как ни странно, с дружбы. Детская дружба куда сильнее взрослой. Общение с Кэти изменило меня навсегда. Когда мы перестали дружить, я все еще хотела участвовать в ее жизни. Увы, после моего дня рождения Кэти обрубила со мной всякую связь. Пришлось следить за бывшей подругой из дома Лорелей, Грейс, Дженни, Линды или какой-нибудь другой везучей девочки.

Тогда-то все и началось. История с мистером Д. и его любимицами. Конечно, среди них была Кэти, и Грейс Оймейд тоже. Они наблюдали, как мистер Д. бегает. Сидели рядом с ним за обедом, ходили на его тренировки. В каждой школе есть учитель, к которому тянутся ученики. Такие учителя интересные, с чувством юмора, дружелюбные. Иногда они занимаются с детьми на большой перемене. Обычно эти учителя добрые и хорошо влияют на детей. Мистер Д. не вызывал никаких подозрений. Не отпускал неуместных шуточек. На первый взгляд, искренне заботился о девочках. Давал спортивные советы, призывал друг друга поддерживать, поощрял здоровое соперничество. К влюбленностям девочек относился с мягкой самоиронией.

Зато внутри таил секреты. Строил планы. Я видела уголки его души, скрытые от остальных. Заглянула за кулисы и поняла его магию, его фокусы. Никто, конечно, мне не поверил бы: мистер Д. к каждой девочке относился с большим вниманием. Особенно к Грейс Оймейд. Он разговаривал с ней как со взрослой. Говорил: она не такая, как ровесницы. Украдкой от остальных делал маленькие подарки – книги, шоколадки. И да, ей нравилось – что она понимала в тринадцать лет! Зато я знала, к чему все идет. Знала, ведь он делал так и прежде. В «доме» он отвел целые комнаты под свои победы. Для девочек вроде Кэти и Грейс, зачарованных его обаянием. Наивных, мечтательных, уверенных в своей неотразимости.

Поэтому в день состязаний я вмешалась. Направила секреты мистера Д. на нее, будто солнечный свет отразила. Я не желала никому зла. Только хотела показать фокус. Доказать, что мистер Д. ее недостоин. Сработало. О, еще как… На моих глазах. Грейс бежала в сторону мистера Д. и вся гудела, словно камертон: каждая мышца, каждый ее нерв настроился на его волну. Грейс ни капли не сомневалась в своей победе. Бежала без малейших усилий, даже дыхание не участилось, а остальные участницы остались далеко позади. И я была там. Разделяла с ней ощущения. Сердце стучало как барабан. А когда собралась с силами, получилось как у госпожи Чаровник – стол развернулся, но вся посуда осталась на месте, только скатерть сорвана.

Только вот Грейс не поняла. Посланный мной образ вспыхнул в ее голове, ослепил отраженным светом. Это было вторжение. Предательство. Она сорвалась – не на меня, на мистера Д. – и направила на него эти яростные лучи, и все в одночасье рухнуло на пол: тарелки, вазы, приборы, бокалы вина, а вместе с ними мистер Дэвис – ни дать ни взять фарс, только обернулся он настоящим кошмаром.

Больше я Грейс не видела. Так и не исправила случившегося. А мистер Д. стал недосягаем. Наверное, я ему помогла бы, позволь он к нему прикоснуться. Но он отстранился. Не хотел даже случайно нас задеть. Он вздрагивал, если мимо проходила девочка, а людных коридоров избегал. Мы с Грейс запустили в его мозге цепную реакцию, и вся посуда в конце концов разбилась. В конце той ужасной четверти я поняла: во мне самой тоже произошли перемены. Зеркало, позволявшее заглядывать в души людей, рассыпалось на осколки и сомнения.

И конечно, кровь. Кровь, которая знаменует конец детской невинности. Став подростком, я вдруг утратила невидимость. Каждый прыщик и каждый хмурый взгляд рассматривали под микроскопом. В детстве я была хорошенькой, а подростком казалась себе уродиной. Ненавидела свою грудь. Ненавидела бедра. Стала в одночасье и очень заметной, и невзрачной. Да кто бы меня такую полюбил? Кто бы со мной подружился? Самое ужасное, что мне казалось, будто я это заслужила – своим поступком с мистером Д., совершенным под гнетом кровавого проклятья, которому длиться и длиться еще лет сорок…

Теперь все иначе. Мой дар вернулся. И моя новая подруга ничуть не боится последствий. Мистер Дэвис умер, не вынеся увиденного в самом себе. А приступы Вуди – лишь результат его мыслей. В детстве я брала вину на себя. А «никогда больше» воспринимала как приказ. Айрис же понимает эти слова иначе. Тату на ее плече – предупреждение мужчинам, всем мужчинам…

Не связывайся, а не то крупно пожалеешь.

Признаюсь, давненько я так чудесно не проводила вечер. Айрис сильно отличается от женщин моего поколения. Так молода, остра на язык, полна решимости и задора. Очень заразительно. Я откликаюсь с живостью подростка. Интересно, Данте она бы понравилась? Он очень скрытный. Никогда не обмолвится о девушке. В его «Инстаграме» и «Фейсбуке» нет фото девушек. Иногда я гадаю: а вдруг ему понравится кто-то вроде Айрис – любительница комиксов, жареного и громких разговоров? Она ослабила бы влияние моей матери. Я бы ее понимала. Может, она бы нас сблизила…