– По-моему, ты несправедлив. Я стараюсь быть терпеливой, но с твоим другом мне не по себе.
– Да-а, давай свалим все на него!
Подступил прилив. Я его сдержала.
– С ним что-то не так, Мартин. Знаю, ты не замечаешь, но я не вру. Он агрессивный. Он параноик.
– Он тебе никогда не нравился.
– Да, не нравился!
Мартин вздохнул.
– Послушай, Берни, я знаю, тебя расстроило убийство Джо Перри. Это понятно. Ужасный случай, да еще в двух шагах от нашего дома. Но винить всех мужчин в поступке одного…
– Я не виню всех. Хотя, если бы к женщинам прислушивались, Джо Перри была бы жива и никто не удивлялся бы: «Ой, парень, которого друзья называли “криповым”, таким и оказался, кто же знал?»
– Твоя мама считает, что тебе нужно с кем-нибудь посоветоваться.
– Ты говорил с моей матерью?
– Она звонила в понедельник вечером. Тебя не было дома. Пришлось мне взять трубку.
Черт! Точно. Я так замоталась с переездом Вуди, что забыла про еженедельный звонок матери. Они с Мартином меня обсуждали?.. Кожа горела, как неоновая вывеска.
– Она сказала, в твоем возрасте ей тоже пришлось нелегко. Гормоны скакали как сумасшедшие. Она дала мне номер на случай, если захочешь с кем-нибудь посоветоваться.
С кем-нибудь из церкви, разумеется. Мать считает, все мои проблемы из-за того, что я не хожу исповедоваться. Не хотелось обсуждать ее с Мартином.
– Хорошо, буду иметь в виду, – сказала я.
– Так, на всякий случай. Если даже твоя мама считает…
– Со мной все нормально, – кивнула я. – Просто гормоны шалят.
Наконец «криповому» Грэхему Кроули предъявили обвинение в убийстве Джо Перри. Люди очень возмутились, что такой человек работал в сфере образования. Вдобавок к пикетам в защиту жертв насилия начались новые протесты и призывы усилить охрану в школах. Еще одна группа протестующих использовала этот случай, чтобы выступить против гендерного самоопределения: по их словам, так виновный может мошенническим путем попасть в женскую тюрьму. А другие предположили (без всяких на то доказательств), будто преступник переоделся женщиной, чтобы остаться незамеченным. Трансактивисты справедливо возразили, что они тут вообще ни при чем. Пока известно следующее: Грэхем Кроули живет в районе Арчвей, четыре года был заведующим кафедрой английского языка и литературы в Мюррейском лицее, а его бывшая жена ходила в один спортзал с Джо Перри. На снимке Кроули одет просто, смеется с друзьями в пабе. На его месте мог оказаться кто угодно. Например, вы. Он разведен, есть двое сыновей-подростков, за что газета «Метро» нарекает его «семейным человеком». Соседи описывают его как «общительного, дружелюбного, юморного». Бывший коллега называет «своим в доску». Он «любил выпить и никогда не обидел бы женщину».
Если хорошенько постараться, найду ли я его «дом»? Нашла ведь я Джо. С другой стороны, мы с ней до этого виделись. Найти Грэхема Кроули – совсем другое. И все-таки? Получится его отыскать? Убедиться в его виновности? А то и зайти дальше?
Нет. Это Айрис во мне говорит. Она твердо верит в самосуд. Считает, что нужно исправлять плохих людей, будто мы супергероини. Я ей объясняю: так нельзя. А она не верит. Хотя ничего не может поделать, разве что поспорить в «Твиттере». Тем не менее я каждое утро заглядываю перед работой в «Буфетную Присциллы» выпить с ней чаю, а если посетителей мало, то и поговорить. Иногда покупаю пончик. Все лучше, чем завтрак с Вуди. И потом, за ней надо приглядывать. Айрис куда храбрее меня. Она не боится конфликтов. И, как Алекс, она вливается в мою жизнь. Айрис нельзя назвать близкой подругой, хотя она знает обо мне больше остальных.
В нашем месте. Значит, в коктейль-баре. Пришлось согласиться. Честно говоря, с ней сейчас проще, чем с Мартином. С ним приходится многое скрывать, не в последнюю очередь отвращение к Вуди. Куда Мартин, туда и он, разве что кроме спальни. С Айрис, по крайней мере, не надо заметать пыль в «доме» под ковер. Она видит меня такой, какая я есть. И ей нравится. Это тоже приятно.
Знаю, о чем вы думаете. У меня «материнский заскок», как выражается Мартин. Иначе почему меня тянет общаться с девушкой, годящейся в дочери? Но вы ошибаетесь, как и он. Я ценю нашу дружбу. Как детскую дружбу с Кэти. Как дружбу, которая была – или мне лишь казалось? – у нас с Мартином. Только с Мартином мы познакомились в шестнадцать, нас ослепили гормоны. Тогда я считала, что Мартин видел настоящую меня, однако любовь – зеркало Гезелла. Мы видели то, что хотели видеть, – приукрашенные образы. Теперь же зеркало разбилось. Так мы наблюдаем за фокусом. Так мы видим мир – через осколки прошлого.