Над постом – галерея фотографий Диди, одетой в «бабулин шик», который для нее, судя по всему, состоит из длинных, струящихся платьев из шерсти-паутинки с такими ценниками, что моя мать ахнула бы. Видимо, в мире Диди бабули загорают на палубе в пастельном льне и шелках и походят на супермоделей. На миг пытаюсь вообразить себя актрисой массовки в мире Диди, заглянуть за безупречный фасад…
Покалывание, будто от статического электричества. По коже головы прокатывается жаркая волна. А вместе с ней – яркая искра понимания, неожиданная, как блеснувшая в куске угля нить серебра.
Конечно, все не так буквально. Ты, скорее, собираешь осколки разбитого зеркала. И все-таки я смогла издали коснуться ее «дома». Наверное, становлюсь сильнее. Случайные прикосновения – то на месте убийства Джо Перри, то вот к сегодняшнему новому отражению – пока получаются невольно. Я не в состоянии управлять отражениями, как и приливами, и направить свой взор в желаемую сторону тоже не могу. Но даже осколки света показывают то, что раньше было во тьме.
Я закрыла «Инстаграм» Диди и зашла на «Фейсбук» Кэти. Селфи в спортзале с дочерью, Сэди. Сэди очень походит на Кэти в том же возрасте: худенькая, темноволосая, спортивная. На сей раз никакой искорки, соединения. Никакого отражения ее «дома». Никакой переписки с Мартином, даже в личных сообщениях. Зато есть новости по вечеру встречи. Мартин с Лукасом хотят сыграть те же песни, что и на выпускном.
Конечно, это личные сообщения. Мартин не знает, что я могу их читать. Если бы знал, не сказал бы такого. Нет, тогда они не трахались, оставался еще год, но все равно он понимает, как мне больно. Интересно, Лукас знает, что Мартин ее трахал? Лукас и Кэти начали встречаться после выпуска. Разве нет у мужчин негласного правила, запрещающего трахать девушек друга?
Ребячество, знаю. Просто мне до сих пор больно от того, как часто Мартин о ней думает. Попросил надеть то платье с открытой спинкой. Серебристая ламе, платье без рукавов с лямкой на шее, нарочито небрежный пучок – над такой прической парикмахеры трудятся часами. И она пела – как же я не знала, что она умеет петь? – нашу песню, The Man With The Child In His Eyes.
Снова пугающее желание заглянуть в «дом» Мартина. Так, на минутку, – проверить, где блуждают его мысли, часто ли он мечтает о Кэти. То же самое, что проверить его «Фейсбук». Ничего серьезного. Хотя нет, это очень серьезно, и меня обдает сильнейшей волной жара: огонь полыхает, как лесной пожар, пожирая все на своем пути.
Наверху спускают воду. Вуди вернулся к себе. От прилива и воспоминаний безумно хочется есть. Я рвусь в «Буфетную Присциллы», как утопающая к берегу. Мечтаю о дофамине.
Убила бы за пончик.
Платье из ламе… Никак не могу выбросить его из головы. Вечер встречи в стиле выпускного наполняет меня отчаянием. Я возвращаюсь в прошлое. Воспоминания, дремавшие всего две недели назад, теперь пробудились к жизни и полны недобрых намерений. Кэти. Мартин. Мистер Д. Адам Прайс – сердитый мальчик, чей голос неотступно сопровождает меня…
Если бы только для меня сделали то же, что я сделала для Кэти! Убрали бы ненужные воспоминания. Покрыли кремовым зефиром. Впрочем, мои усилия оказались недолговечны. И потом, никто такого для меня не сделает. Мартин чувствует неладное. Я замечаю его взгляды. Постоянное присутствие Вуди вбило между нами очередной клин. Мартин думает, что я на него злюсь, потому что его друг никак не уезжает. Он ошибается. Я злюсь на себя. Зачем я столько лет хранила в душе ее образ?