«Наша бригада участвовала на Брянском фронте, в Орле мы не были, но были недалеко от него. А вот при взятии г. Карачев мы принимали участие. Это было днем, часов в 12. Город был, как мне показалось, почти весь деревянный. В центре города была виселица. На ней висело четыре человека.
Когда мне приходилось видеть смерть рядом с собой, то я от нее брал что-нибудь на память. А на второй день нам принесли фронтовую газету. Там было стихотворение. Я его вырезал и положил в бумажник, сохранил и привез домой, хотя оно и здорово потрепано. Вот его текст:
Какая высокая честь для автора — признательность читателя. Но как не совмещаются эти два понятия — поэт и война! В стихах, написанных не для газеты, нет места агитационной патетике. В звуке артиллерийского обстрела поэту слышится рокот морских волн, в закатном небе над «опаленной землей» он видит Бога.
Далекий-далекий 1945 год. Год победы над гитлеровской Германией, год радости, год скорби о погибших. Год ожиданий. Народ-победитель, уставший от войны, ждал многого: ослабления политического режима и амнистии для заключенных и сосланных, отмены карточной системы, снижения цен. Тот небольшой отрезок времени со Дня Победы по август 1946 года можно назвать временем надежды.
Для поэта Тарковского это тоже было время надежды — надежды на выход его первой книги. В Союзе писателей СССР ему предложили составить сборник, куда бы вошли довоенные, военные и послевоенные стихотворения.
В Клубе писателей устраивается вечер, на котором он представил свою будущую книгу. После вечера состоялось ее обсуждение. В маленькой записной книжечке папа ведет его запись. Жаль, что он пишет бегло, скорописью, которую даже мне, хорошо знающей его почерк, порой трудно разобрать. Но как ощущается в выступлениях то время, дух свободной мысли, воспарившей после победы! Через несколько месяцев мы уже не услышим ничего подобного…
На обсуждении присутствовали поэты и переводчики Алигер, Арго, Длигач, Коваленков, Никитин, Ошанин, Ситковский, Тарловский, Шубин. Вел вечер Павел Антокольский. Все выступавшие признавали высокое мастерство автора. А ведь в стихах отца, включенных им в книгу и прочитанных на вечере, нет ни одного стихотворения, восхвалявшего ВКП(б), ни разу не упоминается имя Сталина! Только в одном стихотворении, написанном в 1940 году, ему пришлось покривить душой, сказав: «И счастлив тем, что я не в переводе, а в подлиннике Ленина читал». Это стихотворение папа называл «паровозом», который должен был «вывезти» всю книгу. Но, ей-богу, стоило пойти на эту хитрость ради того, чтобы пробиться к читателю, чтобы сказать ему, замордованному советской пропагандой «винтику», высокие слова о смысле человеческого бытия.