Осколок

Да, римский поэт чувствовал бы себя здесь как дома. Григорий Дмитриевич смутно припомнил университетский курс архитектуры. Кажется, это называется монументальный классицизм. Массивные пилоны, ступенчатые карнизы, широкие арки и камерные ниши, так и приглашающие поставить в них статуи Плутона, Прозерпины или, скажем, Улисса.

Однако в Советском Союзе чужим героям делать нечего. Ближайшую нишу капитально заняла всё та же дама-богатырь в ситцевом платье с тракторами. Амазонка-колхозница громогласно звала своего непутевого сыночка, затерявшегося среди бурлящей толпы. Через пару минут пионер обнаружился на служебной лесенке, ведущий вниз, к рельсам. Мальчишка утверждал, что хотел выяснить, куда же дели всю эту землю, которую отсюда выкопали. За свою страсть к ненужной информации («Много будешь знать – скоро состаришься!») исследователь был прилюдно отодран за уши. Все с большим интересом наблюдали за экзекуцией и давали полезные советы.

Все – кроме Григория Дмитриевича. Профессор Дубелир, придерживая потрепанную твидовую шляпу, продирался сквозь толпу к противоположной платформе. Его сносило течением к приближающемуся поезду – ярко-красному, разумеется, – но Григорий Дмитриевич упрямо стремился прочь. Он не желал кататься в новеньких блестящих вагонах. Он пришел сюда не за этим.

Профессор отчаянно искал Марию. Без конца поправляя круглые очки на переносице, всматривался в мелькающие лица. Нет, нет, конечно, это просто невозможно. То же самое, что найти одну маленькую ленинградскую корюшку в большой стае московских килек.

Григорий Дмитриевич с трудом пробрался к дальней нише, где народу было поменьше, и устало прислонился к ледяной каменной стене. Шестьдесят один, да еще в нынешние неспокойные времена, – это вам не шутки! Отдышался, достал из внутреннего кармана твидового пиджака сложенный в шестнадцать раз лист «Правды» и вновь перечитал заученную наизусть статью:

«Девушек со слабыми нервами сюда не пускали, медкомиссия строго нас проверяла, – рассказывает комсомолка Маша Якубовская, одна из тысяч комсомольцев-добровольцев, вызывавшихся строить московское метро. – Сначала я вместе с другими девчатами с нашего завода «Каучук» нагружала на вокзале грузовики. Десятник над нами смеялся, твердил: «Шахты пробивать – работенка не для дам». Ребята, и в особенности наш бригадир Шептунов, тоже подтрунивали: «Единственное занятие, которое для вас здесь найдется, – это подметать. Метла и тряпка – вот орудия вашего производства». Но ведь мы, комсомолки, не какие-нибудь там неженки-смолянки, институтов благородных девиц не кончали. Решили мы с девушками организовать собственную женскую бригаду, чтобы доказать всем, что мы работы не боимся. Меня выбрали бригадиром.

Поручили нам рыть канавы на Хамовнической набережной – для узкоколейки, по которой грунт вывозился с нашей дистанции. Дневная норма – один ров на человека. А у нас многие комсомолки, смешно сказать, впервые в руки лопату взяли. И правда ведь метлой больше орудовали… К концу первого дня все разбитые, с кровавыми мозолями. И половину канавы не могли вырыть! Грунт каменный, глина со льдом. Многие девушки – в слёзы. Да еще и обмундирование не по размеру, тонули мы в огромных брезентовых спецовках, в сапогах сорок четвертого размера.