Осколок белого бумеранга

– Ты нормально?

– Большое спасибо, всё хорошо! – я жму руку усатому мужику и даю понять, что дальше сам.

– Пошли быстрее в автобус – говорит мне Длинный.

– А куда он делся, – шепчу я, задыхаясь от радости и устремляясь за другом.

– Я его очень сильно попросил, чтобы он отошёл покурить… – говорит Длинный, не оборачиваясь.

– Когда ты успел?

– У меня много времени было, пока в очереди стоял. Ты же помнишь наше волшебное слово?

У дверей автобуса Длинный остановился и закурил.

– Слава богу пронесло, я думал пиздец нам пришёл, когда эту псину увидел. – я говорил негромко, стараясь чтобы мои эмоции не заметили пассажиры автобуса.

– Пацаны, вы как! Я вообще не понял чё произошло! – смуглые ладони киргиза упали нам на плечи. Длинный повёл своим плечом, брезгливо скидывая с себя руку Бахи. Он ничего не сказал, просто отвернулся и сделал несколько глубоких затяжек.

– Чё он? – Баха повернул башню, и амбразуры нацелились на меня. – Пацаны, я же ничего не мог сделать. Первый раз вижу, что тут с собакой…

– Ладно, не ори! Пошли в автобус, – Длинный щелчком отправил огонёк папиросы в темноту.

9

Самое бы время поспать, но уже не хотелось. После поста снова началась турбулентность порождённая бездорожьем. В этот раз на кочках трясло не так сильно, но внутренности периодически подскакивали, вместе с ними подскакивали мои эмоции. Всё получилось. Мы живы, здоровы, а главное свободны и возвращаемся назад. Больше никаких приключений, никаких киргизов и даже Антона с его авантюрами. Отныне мы запускаем только белые бумеранги. Я всё таки уговорю Длинного и мы займёмся бизнесом. Будем продавать книжки, он же сам сказал, что здесь нужна оригинальность. С ним я уверен, будет и уникальность и оригинальность, надо только чуть поднапрячься и подумать. Длинный тоже не спал. Он был увлечён поеданием вяленой колбасы, одним из легальных деликатесов, вывозимых нами из Казахстана. Он вгрызался зубами в вязкие конские жилы и растягивая их как резину довольно мычал.

– Хочешь? – он сунул мне лоток с нарезанной тонкими овальными шматами кониной. Я взял один кусок, зубами оторвал от него ароматный жирный ломтик и долго держал его под языком в надежде, что тот растает.

– М – м – м – вкуснятина, ещё бы сто грамм.

– Какой вопрос? – Длинный расстегнул молнию спортивной сумки, нашего на двоих багажа и из груды сменного белья извлёк бутылку коньяка. Это был второй и последний деликатес. Зачем тащить эту тяжесть домой, куда-то в будущее, когда праздник происходит прямо здесь и сейчас.

– Стаканы надо, – прошептал я другу, пока тот зубами сдирал обёртку с крышки бутылки. Я уже было наклонился к переднему сидению, чтобы потрепать за плечо Баху и спросить у него про стаканы, но Длинный резко одёрнул меня и, сморщившись, помотал головой. Я всё понял. Длинный не хотел приглашать на наш праздник киргиза, который делал вид что спит и ещё ни разу не повернул к нам головы за всё время пути от поста.

Коньяк приятно обжигал живот и растекался по телу, снимая напряжение, а колбаса, словно соска, вставленная в рот младенцу, заставляла закатывать глаза и мычать от удовольствия. Длинный вспомнил похабный анекдот, в котором фигурировала армейская часть, проверяющий генерал, ну и тот конь, часть которого мы сейчас поедали. Финал заставил меня откинуться на спинку и громким хохотом развернуть в свою сторону несколько голов. За этим анекдотом последовал другой, снова про генерала, и снова я ржал, и снова недовольно ворочались головы на креслах. Только голова Бахи невозмутимо лежала на подголовнике. Неужели действительно уснул?

Длинный травил очередной анекдот, когда нас здорово качнуло, а потом тряхануло так, что я завалился на друга. Коньяк из бутылки фонтаном плеснулся вверх.

– Ты чё творишь бля!

Я почувствовал огромную силу, которой меня притягивает к другу, словно он превратился в магнит. В свою очередь Длинного стало тянуть в сторону прохода. Послышался мат шофёра, визг женщины, ещё один толчок, я выдавил Длинного с его сидения и мы оба полетели к противоположному борту автобуса.

– Бля – я – я!

Скрежет металла, грохот падающих тел, отрывистые крики, визги, пикирующие с верхних полок огромные клетчатые баулы, вколачивают, трамбуют всех в одну сторону. С последним упавшим баулом воцаряется тишина, которая через несколько секунд взорвётся криками и стоном. Я зажат между тяжёлым баулом спереди и чем – то твёрдым сзади. Это твёрдое давит мне на рёбра с такой силой, что они вот – вот хрустнут. Я выворачиваюсь и вижу, что я упёрся в локоть Длинного. Вижу его заголённый худой живот, выпирающие рёбра, задранную к верху олимпийку, но не вижу головы.

– Длинный, Слава! – Я хватаю его за руку, тереблю за твёрдый но тёплый живот. Тёплый значит живой. Где – то внизу, освобождаясь из под чьей – то коленки, показывается голова друга.

– Живой? – Кричу я.

– Дай руку, он мне щас шею сломает! – орёт Длинный.