Осколок белого бумеранга

Отец смотрел на меня мутными глазами и медленно водил головой, лежащей на подушке. Застывшие зрачки перемещались вместе с движениями головы, они не фокусировались ни на чём. Он не узнал меня и уже никогда не узнает. Мать казалась спокойной, она уже не плакала. Наверное, все слёзы она выревела два дня назад. Теперь её серое лицо изображало смирение. Она смирилась с тем, что скоро останется совсем одна. Я был не в счёт, я всегда был не в счёт.

– Мама, если нужно я останусь и буду помогать, – сказал я, не отрывая глаз от застывшего на подушке профиля отца.

– Да я пока справляюсь, – услышал я из-за спины её тихий обречённый голос. – Наверное, чуть позже ты всё равно понадобишься.

Я понял, что она имеет в виду.

– Да, конечно, я буду приходить каждый день, а когда станет необходимо, перееду совсем.

В этот вечер мы вернулись в наш бункер, который стал для меня ещё милее при мысли о том, что скоро мне придётся съехать отсюда на неопределённое время. Первым делом мы распороли штаны и вывалили на столик весь опасный груз.

Длинный взял два пакетика и как бы жонглируя, несколько раз перебросил их из руки в руку.

– Стоило из-за этого так рисковать? – задавал он вопрос непонятно кому.

– Ну ты же хотел подёргать котёнка за шёрстку. Как ощущения? – грустно улыбнулся я.

– Знаешь, ожидал большего. Ещё этот осадочек неприятный… из-за Бахи. После этого случая с собакой на посту я вообще пожалел, что мы ему помогали…слушай, а вот этот гораздо тяжелей, хотя объём одинаковый. – Длинный держал два пакета на ладонях, словно взвешивал их на весах.

– Может больше утрамбовали, или отсырела, – я пожал плечами, не придавая значения этому наблюдению друга.

Его лицо вдруг стало озадаченным. Он положил пакеты на стол и быстро спустился на первый этаж по самодельному пандусу. Оттуда вернулся с маленькими канцелярскими ножницами в руке.

– Ты чё вскрыть хочешь? – насторожился я, но Длинный уже уверенно схватил пакет и среза̀л с него узкую полоску с запаечным швом.

– Мы осторожно, никто и не заметит, потом так же запаяем… – мычал он, плавно работая ножницами. Из открытого пакетика он достал щепотку бурой травы и поднёс её к носу.

– Это чё? Чё за фигня! Полынь какая – то. – Длинный неприятно поморщился и сунул щепотку мне под нос. Я почувствовал отчётливый резкий запах полыни, той травки, которую так любил ставить по углам парилки Серёга.

– Длинный, мы с тобой полынь из Казахстана контрабандой везли – засмеялся было я, но тут же осёкся, видя вытаращенные глаза друга, который продолжал копошиться в пакете. Он что-то нащупал там внутри, что – то, что ему очень не понравилось, и теперь он медленно вытаскивал руку вместе с этим, словно боялся увидеть и подтвердить свои плохие предчувствия. Указательный и средний палец держали за уголок крохотный прозрачный пакетик, внутри которого было что-то белое.

– Вот какую полынь мы везли – сказал он похолодевшим и высохшим голосом.

– Это чё, герыч? – сдавленно прошептал я.

– Он самый! – Длинный выпустил пакетик из руки и тот мягко плюхнулся на стол.

Мы так и замерли, молча уставившись в одну точку в центре стола. Малюсенький пакетик два на два сантиметра, наполненный белым, похожим на стиральный порошком. Как нам сейчас хотелось, чтобы он исчез, растворился, оказался галлюцинацией. Мы пытались сжечь его своими взглядами, испепелить, но он невредимый лежал по самому центру стола, как неоспоримый факт, страшный итог. Теперь я ясно увидел размер запущенного нами бумеранга. Он был намного больше среднего кривой как сабля и иссиня чёрный.

– Он там один? – я прервал тишину осипшим голосом.

Длинный ожил и снова запустил руку в пакет с полынью.

– Один, – он потряс головой, и в его глазах прочиталось секундное облегчение, которое пропало, когда он перевёл взгляд на три больших пакета.

Мы вскрыли все. Итог оказался страшным. Мы провезли через границу четыре пакета белого порошка.

– Грамм десять каждый, – грустно констатировал Длинный, подбрасывая пакетик на ладони. Сорок грамм…это же минимум десятка. Представляешь Саня, десять лет на казённых харчах.

– Да меня не харчи больше беспокоят, – сморщился я. – Это же смерть! Представляешь, сколько эта наркота может людей погубить, может не сразу, а постепенно. Может кто-то попробует в первый раз и подсядет именно из этого пакетика, который попал сюда благодаря нам. А мы с тобой будем радоваться пятидесяти кускам как ни в чём не бывало.

Длинный продолжал угрюмо играть с пакетиками, поочерёдно вытаскивая их из кучки, щупая пальцами, подбрасывая на ладони. Дым от папиросы в уголке его рта змейками выползал из ноздрей, поднимался, полз по лицу, выедал слезящиеся глаза. Он долго молчал, о чём-то думая, либо не знал, что мне ответить, либо решал, что делать дальше. Наконец папироса, нещадно вдавленная в лакированную поверхность стола, испустила прощальный дымок.