Осколок империи

Прошло, как я понимаю, минут десять. С часами не сверялся, ведь особой разницы не было. Лишь спросил у Волкова, когда тот все устроил и встал неподалеку от отдушины, хмуро глядя то на меня, то на свитые воедино концы бечевок:

– Много шума будет, если рванет?

– Камень внутри, дом крепкий. Вход я комодом придавил. Грохоту не будет. Но ты…

– Тогда давайте, Терентий Поликарпович. Ваш домик, вам и проверять. Тяните за веревочки.

Сам я предпочел отойти еще подальше. Боги ведь заботятся о том, кто и сам о себе заботиться не забывает. Ну же, давай! Рывок за концы бечевок и… Ничего. Десять секунд, двадцать. Хранитель разворачивается ко мне с торжествующе-злорадным выражением лица, явно желая высказаться грубо и матерно, но тут… Глухой взрыв, действительно слабо слышный, но земля под ногами ощутимо так дрогнула. И выражение торжества сменяется не страхом, даже не облегчением от ощущения мимо пролетевшей смерти. Нет, хранитель в глубоком шоке: кажется, что весь его мир разбился на сотни мелких осколков. Но почему? Обычное дело – устраивать ступенчатый механизм защиты. И тут Волков бормочет, ни к кому конкретно не обращаясь, разговаривая сам с собою:

– За что?.. Я же на все готов был… Все выполнял, господи Исусе… Не может такого быть. Ошибка. Должна быть ошибка…

– Чего там бормочете, бывший охранитель опасных тайн ОГПУ? – спрашиваю я, как только хозяин дома замолкает и видно, что продолжать разговор с самим собой уже не собирается. – Обычное же дело: устанавливать ловушку внутри ловушки. Я такое предполагал, хотя наверняка и не знал. Отсюда и камни, что должны были обмануть механизм. Есть вес, он не действует. А как только тайник опустошают, плита поднимается вверх и срабатывает устройство подрыва.

Молчание. Я уже думал помочь крепким словом или оплеухой, как Волков заговорил серым, бесцветным голосом:

– У меня был приказ. Если за полгода Аркадий Янович ни разу не появится, взять все бумаги и сжечь их. Сжечь… Не успел бы я их сжечь, взорвался бы вместе с ними. За что?

– Хранитель сокровищ живет лишь до тех пор, пока в нем есть нужда. Видимо, наш общий знакомый руководствовался именно этим правилом, – усмехаюсь я, понимая, что теперь нет даже теоретической необходимости избавляться от Волкова. – Вам повезло. Как и мне. Хотя нет, я обязан отсутствию смертельного «гостинца» от Руциса не везению, а лишь опыту и подозрительности. А вот вам именно что повезло.

– Зачем?

– Повторяетесь, Волков. Впрочем, я вас понимаю. Сложно спокойно воспринять крушение того, во что… нет, в кого верили. Зато теперь у вас есть выбор. Теперь нет той «пещеры сокровищ», которую вы должны были охранять. Нет и каких-либо долгов перед тем, кто вас по сути предал. Живите как хотите. А я не Руцис, мне вас устранять резона нет. Хотя… Может, и обращусь как-нибудь. Что ни говори, а за вами должок теперь.

– Да, жизнью обязан, – тусклым, но уже с легкими проблесками эмоций голосом отозвался бывший хранитель. – Ежели смогу, то помогу.

– Вот и хорошо. Только подвал в порядок приведите, и не стоит, чтоб об этом кто-либо узнал. Ну да чего я вам очевидное то говорю. Прощайте, Волков. А может, и до свиданья. Время покажет.

Подхватив оба чемодана, я направился к выходу. Ну а придавленный предательством того, кого считал своим благодетелем, бывший хранитель многих тайн остался окончательно осмысливать. Как уже случившееся, так и свое будущее. Ничего, пускай. К чекистам он точно не побежит, слишком силен полученный удар. Да что там, он вообще никому не обмолвится. Самое неприятное, если просто возьмет, да и застрелится. Или нет, ведь верующий, в доме иконы видел, что сейчас в Стране Советов явление редкое. На коне сейчас воинствующий атеизм, то есть такой, где фанатично утверждается пусть не наличие бога, а его отсутствие. То же самое миссионерство, вид сбоку! А, что тут сказать, очередной чудной выверт сознания «товарищей»! Копаться в нем нет никакого желания, ибо на фоне прочих он просто теряется.

Важнее другое. Архив здесь, у меня! А получив такой козырь в руки, дальнейшие мои действия будут куда более легкие. Вот только найти бы время на его изучение. Время, да и возможности, ведь у себя дома это сделать никак не получится. Ну да ничего, нет таких трудностей, которые нельзя было бы преодолеть.

Глава 17

– Который здесь поэт Гумилев?

– Здесь нет поэта, есть поручик Гумилев. Пошли.

Предсмертные слова Н.С. Гумилева, поручика, великого русского поэта, расстрелянного по делу «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева»

Надо расширить применение расстрелов. Без этого построить социализм невозможно.

В. И. Ленин