Осколок империи

Тот, кто, подобно мне, считает свободный интеллект главным двигателем человеческого прогресса, не может не противостоять большевизму столь же фундаментально, как и римско-католической церкви.

Бертран Рассел, философ, математик, лауреат Нобелевской премии по литературе в 1950 году

Нам было ясно, что революция имеет только одного действительно страшного врага – Россию… Страшно могущество этой огромной Империи… У этого деспотического правительства, у этой варварской расы, имеется такая энергия и активность, которых тщетно было бы искать у монархий более старых государств. Славянские варвары – природные контрреволюционеры, особенные враги демократии.

Карл Маркс

В дни, последовавшие за «резней в Филях», как ее назвали чуть позже иностранные газеты – да, мне все же удалось закинуть распечатанные фотографии на территорию посольств, причем самым банальным образом, запустив в качестве снаряда из импровизированной пращи – я сидел тихо и старался особо не выделяться. Хотя понятие «не выделяться» применительно ко мне имело несколько отличный от стандартного смысл.

Дело было в том самом документе, отосланном Руцисом непосредственно Менжинскому. Высказанные в нем опасения сбылись, автор мертв вместе с теми, с кем собирался встретиться и кого считал своими единомышленниками. А это, извините, серьезная, крайне внушительная заявка на истинность изложенного. Доказательство косвенное, но в подобных делах прямые всплывают крайне редко и уж точно не на начальной стадии.

Менжинский, по доносящимся до меня слухам, рвал и метал, что было крайне редким явлением, учитывая его спокойный, почти невозмутимый характер. Но, видимо, этот удар оказался слишком сильным и болезненным. Как ни крути, а погибли пять действительно значимых чекистов. Они не занимали публичных постов, но были влиятельными фигурами в неофициальной «пирамиде власти» ОГПУ. Трое из иностранного отдела, по одному из особого и специального отделов, плюс двое убитых ранее сотрудников особого отдела, тоже не из рядовых.

Потому и собралась очередная коллегия, на которой перед начальниками отделов были поставлены естественные в такой ситуации, но сложноразрешимые задачи: найти, покарать, не допустить дальнейшего развития ситуации.

А кого искать? Никаких конкретных следов, лишь докладная записка Руциса, где масса намеков на сторонников Троцкого, но с конкретными доказательствами тоже беда. Тронуть эту еще очень влиятельную партийную группу? Можно, но лишь после санкции с самого верха. А там с принятием решения пока тянули, опасаясь последствий. Ведь часть командиров Красной армии – самые что ни на есть активные сторонники высланного Троцкого. Не все, но многие.

В общем, положение Менжинского можно было описать словами: «Хоть хочется, да колется… и партия пока не велит». Не велит начинать профилактические аресты троцкистов и в застенках выбивать из тех признательные показания, согласно давней чекистской забаве. Приходилось работать более тонко, искать настоящие доказательства причастности. А с этим, как уже говорилось, было плохо. Совсем плохо. Никаких явных следов, никакой конкретики, ничего. В таких случаях многие готовы рыть землю руками, ногами и рогами, лишь бы успокоить пребывающее в состоянии крайней степени ярости начальство.

Не был исключением из правила и глава иностранного отдела Артузов Артур Христианович. К тому же он, в отличие от многих и многих своих коллег по ВКЧ-ОГПУ, умел главное – думать и анализировать. И делал это хорошо, тому свидетельства – печально известные операции «Трест» и «Синдикат», в результате успеха которых очень сильно пострадал РОВС, ну а находящиеся на территории СССР антисоветские группы были уничтожены почти под ноль. Да и захват Савинкова был серьезным ударом для антибольшевистской эмиграции.

Опасный человек, очень опасный. Как на мой взгляд, так и вовсе представляющий наибольшую угрозу среди всех чекистов. Даже нынешний председатель ОГПУ, Менжинский, до него не дотягивал. Мешали как болезнь, как и некоторая инертность Вячеслава Рудольфовича, его излишняя склонность к сибаритству. Впрочем, все это так, нюансы.