Осколок (СИ)

Главная трудность, что к машине можно было попасть только после утренней поверки и никак не раньше, а вернуться из рейса нужно к вечерней поверке, никак не позже. Понятное дело - в лагере дисциплина - у-у-хх!! - и только на ней всё держалось. А вода, что развозил на своей водовозке Василий, дисциплине подчиняться не желала и требовалась то в одном конце города, то в другом и после поверки и до неё, так что лагерное начальство скрипя зубами, выдавало чуть ли не ежедневно строжайшей строгости бумагу, вроде увольнительной, которая разрешала «зека № такой-то» убыть из лагеря или прибыть в оный - а дальше стоял прочерк, и Василий сам вписывал нужное время. Такое вот страшное нарушение лагерного режима.

То, что я сейчас пишу, ни в малейшей мере не означает, что жил Василий в лагере, как в санатории на берегу моря.

Хлебнул он лагерного быта

до края полное корыто.

Было всё, что только может представить себе изощрённый ум человеческий - унижения и побои, кормление ржавой гнилой селёдкой, стояние на морозе до падения в обморок за ничтожное нарушение, карцер, издевательства нечеловеческие и от охранников, и от блатных, лишение всех возможных прав человеческих... и работа, каторжная работа, от восхода солнца до глубокой ночи. Работа, иногда настолько бессмысленная, вроде: сегодня первый барак роет траншею, завтра второй барак её закапывает, послезавтра третий роет снова...

Повторюсь, лагерный быт описан многократно и подробно, если очень интересно про него, то, пожалуй, лучше Шаламова почитать, а я про другое.

Через два, примерно, года перевели Василия из лагерного барака на поселение - в общежитие, в пяти минутах от лагерного КПП, так что нужно было два раза в день отмечаться приходить.

Вот с этого времени и начинается история Жениха.

Водителем и механиком был Василий отменным, экстра-класса, машину мог по звуку двигателя диагностировать настолько точно, что многие считали его если не экстрасенсом (тогда и слова-то такого никто не знал), то чуть ли не колдуном. Нет, вы подумайте, подъезжает к нему приятель покалякать, а он с ходу вместо «здрасьте» выдаёт про клапан в правом цилиндре, про гайку недотянутую на полрезьбы в картере или где ещё, про палец износившийся, про патрубок протёртый и прочее такое, что у приятеля физиономия вытягивается и на губах вопрос: «А ты откуда знаешь?».

- Тоже мне, фокус! - скажет завзятый автомобилист, - Да любой свою машину по звуку знает.

В том то и дело, что, например, себя тоже каждый знает, и болезни свои чувствует издалека, но только очень хороший врач с одного беглого взгляда на пациента может распознать затаившуюся хворь, которую никакие анализы не могут выявить.

Таким врачом, только для машин, и был Василий.

А ещё обладал он изумительной способностью замечать на дороге всё, до малейшей малости. Ехать с ним мне было порой просто удивительно до невозможной крайности. Метров сто-двести проедет - стоп!

- Хороший ключик на 11. - Идёт, приносит ключик. Через пятьдесят метров, снова, - Стоп! Шайбочка медная, как раз мне такая нужна, - Идёт, приносит шайбочку. Через сто метров, опять, - Стоп!

И так могло продолжаться бесконечно.

Чуть на десять лет не добавили ему однажды срок через эту удивительную способность.

Году где-то в 49-м вызывает к себе Василия вновь назначенный вместо отправленного валить лес на двадцать пять лет начальника автоколонны, что на Спорном, бодрый и строгий, но молоденький новый начальник, увлекавшийся боксом, в процессе занятия которым любил он использовать вместо груши физиономию какого-нибудь подвернувшегося подчинённого.

И такую речь начинает вести:

- Ты, Васька, вор, и все улики против тебя! - и потрясает кипой бумажек, - Вот они, улики.

А в кипе этой - доносы, как водится. «Так, мол, и так, а спёр Василий у меня на пролетарский праздник 1-го мая полную сумку инструментов, в чём и подписуюсь... и подпись».

- У кого это я спёр? - интересуется Василий, - Чья подпись?

- А не твоё дело, чья. Вина доказана, и завтра я передаю дело в суд. Так что будь спок, лет десять тебе точно светит.

- Слушай, гражданин начальник, - говорит тут Василий на «ты», словно в бреду, словно с внеземной выси, - Я эти инструменты нашёл, на трассе. Если не веришь, могу доказать.

И так эти слова прозвучали убедительно, что смешался новый начальник, задумался о чём-то, потом говорит: «Докажи!»

- А ты в рейс, до Магадана, поедешь со мной? Вот и будет доказательство.

- До Магадана? Будет доказательство? На спор?

- Да хоть и на спор.

И поспорили они так: если Василий за время рейса до Магадана и обратно найдёт на трассе гаечных ключей на полный комплект, то начальник никуда документы не подаёт, и дело будет забыто. А вот если Василий ничего не найдёт, тогда делу будет дан полный ход.

И чем, думаете вы, кончилось дело?

Жутким раздолбоном, таким, что слышно было километров за пятнадцать по трассе.