Оскомина

Попробуйте полететь на «Истерн шаттл» с грудным ребенком и вдобавок с мужем, которому вообще не до вас. Едва мы приехали в терминал аэропорта «Ла-Гуардия», Марк мгновенно испарился: отправился к газетному киоску за свежей прессой, а также звонить в редакцию — не дай бог, болтаясь в Нью-Йорке по каким-то пустяковым делишкам, он пропустит важные события. Я встала в очередь на посадку. Сэм притомился и закапризничал, я взяла его за руку и, держа другой рукой дорожную сумку и объемистый пакет с памперсами, попыталась заполнить посадочный талон огрызком карандаша; при этом с меня тут же слетели очки, а когда я наклонилась, чтобы их поднять, из кармана выпала пачка крекеров. Мужчина, стоявший за мной, поднял крекеры и изъявил готовность мне помочь. Я едва не расплакалась. И заплакала бы, но испугалась, что тогда очки снова съедут на кончик носа. Мужчина был темнокожий, с очень приятным, но незнакомым иностранным акцентом. Я с благодарностью вручила ему пакет с памперсами, и он понес мой багаж к транспортеру. Потом вернулся ко мне, и я заметила на его улыбающемся лице три подкожные кисты — маленькие бугорки, вроде тех, что не позволяют Роберту Редфорду стать уж слишком неотразимым. У меня в голове заклубилась куча вопросов: согласился бы он удалить кисты, если бы мы поженились? Смогла бы я жить с человеком, который говорит с сильным акцентом? Откуда он родом, и как его родня отнеслась бы к его женитьбе на еврейке? Не принято ли у него на родине — поди знай, где она, — называть евреек жидовками?

— А вы откуда? — не удержалась я.

— Откуда? — переспросил он.

— Из какой страны, — пояснила я.

— Мой штрана, — заулыбался он, — ошен карасыфый.

Я закивала головой. Он покивал в ответ. Я продолжала кивать. Он тоже. Все, хватит мечтать о муже-иностранце. Хватит предаваться матримониальным фантазиям при виде первого встречного.

Оставив Марку место возле окна, я села у прохода, а Сэма посадила между нами. Через пару минут Марк вернулся и вручил мне ранний выпуск «Дейли ньюс». Первую страницу украшала фотография Ванессы на пороге полицейского участка; выглядела Ванесса сногсшибательно. На следующей странице была напечатана история ограбления группы весьма известных людей. Меня там назвали «автором кулинарных книг», что меня раздражает: все-таки я пишу не просто кулинарные книги; зато не назвали беременной писательницей кухонного жанра, чуть не спятившей оттого, что ее муж влюбился в великаншу, — и на том спасибо. Если верить статье, Сидни и Дэн лишь в участке узнали фамилии друг друга и вдобавок обнаружили, что они — дальние родственники. Для меня осталось загадкой, к чему эти подробности читателям «Дейли ньюс», зато я не сомневалась: теперь мои сотоварищи будут часами судить и рядить, что их родство может значить. Вообще-то, я все больше склонялась к мысли, что нашу группу лучше бы навсегда распустить, иначе весь следующий год мы будем бесконечно обсасывать ограбление, и времени обсудить, что происходит в жизни каждого из нас, попросту не останется. Интересно, а Марк читал эту статью, подумала я и тут же поняла, что спрашивать его не буду: он использует ее, чтобы поиздеваться над моими потугами решать свои проблемы с помощью психоанализа. Я-то ведь над его потугами издевалась. Я повернулась к мужу. Он углубился в «Каса вог»[54], делая вид, что меня тут нет: сидит рядом какая-то горемыка, не сумевшая даже повременить с очередной беременностью, и понятия не имеет, как ей повезло — ведь рядом с ней крупный вашингтонский журналист, который пытается вникнуть в тонкости квартирного дизайна. Но главная фишка была впереди. По проходу уже шла стюардесса, собирая с пассажиров деньги за билеты. Обычно мы с Марком делили все расходы поровну. Я всегда платила за себя. Мы хорошо зарабатывали и общие траты делили пополам. Но вам не кажется, что в тот знаковый вечер Марку следовало бы заплатить за нас обоих? Как бы не так.

Я уставилась на него, собираясь с мыслями, но тут впереди, над спинкой кресла возникла голова Мег Робертс.

— А я надеялась увидеть вас позавчера у Бетти, — говорит она.

— Оплатите, пожалуйста, билет, — раздается надо мной голос стюардессы.

Я нашарила в сумке кредитку, протянула стюардессе.

— У Бетти? — переспрашиваю я.

— Она же отмечала день рождения, — объясняет Мег.

— О Боже! — И я посмотрела на Марка. Он покачал головой: тоже забыл. В тот день я ревмя ревела в Нью-Йорке, он трахался, как кролик, в Вашингтоне, и мы оба забыли, что Бетти пригласила нас на вечеринку — ей исполнилось тридцать девять лет. Единственный способ вымолить у Бетти прощение — рассказать ей, почему так получилось. Но тогда все поголовно будут знать, что мое замужество потерпело крах, а этого мне вовсе не хотелось.