Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Даже если Просвещение ни в коем случае по своей сути не было антирелигиозным, уже можно было встретить совершенно «безбожные» формулировки. Во второй половине XVII века «призрак атеизма»[648] эпохи премодерна обрел материальную форму. На протяжении многих веков в ученом мире в сносках витали сообщения о легендарном трактате под названием «De tribus impostoribus» («О трех самозванцах»), в котором якобы описывался обман, осуществленный тремя основателями религии – Моисеем, Иисусом и Мухаммедом. Подобные богохульства уже приписывались императору Фридриху II из династии Гогенштауфенов в XIII веке. Теперь два автора представили публике то, что так долго искали: латинский текст с пресловутым названием, скорее всего, был написан до 1688 года гамбургским юристом Иоганном Иоахимом Мюллером; гораздо более основательная версия на французском языке («Traité de trois imposteurs» – «Трактат о трех самозванцах»), которая в значительной степени опирается на этику Спинозы, также была написана до конца века; ее автор до сих пор неизвестен[649].

Оба текста были опубликованы анонимно и лишь постепенно стали известны широкой аудитории. Аналогичная ситуация сложилась с древнейшим философским документальным свидетельством «чистого атеизма», анонимным «Theophrastus redivivus» («Возрожденный Теофраст»), или гораздо позже с «Завещанием» французского сельского священника Жана Мелье (1729)[650]. Подобно тому, как в Средние века императора из династии Гогенштауфенов уже обвиняли в богохульстве, атеисты XVIII века также иногда давали повод для подобных обвинений. В 1784 году, в год появления знаменитого кантовского определения Просвещения как выхода из состояния несовершеннолетия, в котором человек находится по собственной вине, немецкий рецензент «Трактата о трех самозванцах» написал, что даже самое храброе сердце отшатнется от богохульств этого трактата, направленных против Иисуса[651]. Несмотря на такой тон, зарождающийся атеизм лишь незначительно повлиял на дебаты о богохульстве.

В первую очередь важно подчеркнуть притязания на практическое преобразование всех сфер жизни как еще одну центральную тему Просвещения. Это прежде всего относится к законодательству. Мыслители эпохи Просвещения хотели подчинить стандарту разума не только религию, но и уголовное право, которое должно было быть организовано рационально. Трактат знаменитого реформатора Чезаре Беккариа о преступлении и наказании («Dei delitti e delle pene», 1764 г.) является характерным примером этому. Беккариа настаивал, что наказания должны назначаться только в той мере, которая полезна для поддержания порядка; кроме того, пропорциональность между тяжестью правонарушения и наказанием должна быть руководящим принципом при оценке этого последнего. Беккариа следовал «духу законов» Монтескье. Христиан Вольф уже рассуждал в аналогичном направлении десятилетиями ранее, не требуя полной отмены пыток и смертной казни так радикально, как Беккариа[652].

Германия: просвещенная дискуссия

«Невозможно, чтобы Божество было оскорблено; немыслимо, чтобы оно мстило людям за оскорбление своей чести; глупо, чтобы оно примирилось с наказанием своих обидчиков».

Этими словами в 1801 году знаменитый правовед Ансельм фон Фейербах в составленном им учебнике выбросил за борт вековые истины и как можно более четко обозначил разрыв с классической эпохой богохульства[653]. Этот приговор не пропал ни из одного изложения, касающегося данной темы; считается, что он формулирует суть предшествующих споров эпохи Просвещения. И все же, как скоро выясняется при более детальном рассмотрении, он представляет лишь очень усеченный ее фрагмент. Речь идет о дискуссии между немецкоязычными юристами и философами, которая в то же время отражает общеевропейскую историю идей, поскольку мысли и споры в Йене или Галле ни в коем случае не были изолированы от того, что происходило в Париже или Лондоне. Однако, в отличие от тамошней ситуации, немецкоязычная дискуссия не ссылалась на особо выдающиеся прецеденты или скандальные случаи на практике, что, безусловно, было связано в том числе с их политико-правовой незначительностью в Священной Римской империи германской нации.