Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Хотя законы, действовавшие в то время, в юридическом смысле не действовали, их воображаемый исторический фон формировал нечто вроде мощного интерпретационного шаблона. Карстен Юсте в своей редакционной статье к рисункам описал мусульманских имамов как представителей темного и жестокого Средневековья. Флемминг Росе позже поместил свою борьбу за свободу слова в русло традиции Мигеля Сервета, антитринитария, который был сожжен как еретик и богохульник в Женеве по наущению Кальвина, и защитника Сервета – Себастьяна Кастеллио (см. главу 11)[1005]. Важно отметить, что мерилом этих суждений здесь была исключительно западная история. Так, публицисты Кристофер Хитченс и Мартин Эмис, центральные фигуры в кампании в защиту Салмана Рушди, приписали исламу средневековый характер.

Они ссылались на опасность новой инквизиции, которая может прийти к власти вслед за имамами в черных одеждах[1006].

Смешение мусульманских и привычных христианских мотивов также было очевидно в одной из карикатур. Показывая дружелюбного Мухаммеда, отвергающего прибывающих смертников у ворот рая с объяснением, что девственницы закончились, Йенс Юлиус Хансен смешал фигуру исламского пророка с христианским образом апостола Петра.

Оформление новых медиа, которое только развивалось в то время, было столь же характерным для становления кризиса, связанного с карикатурами, как и отсылка к истории. То, что позже стало Web 2.0 и социальными медиа, все еще находилось в зачаточном состоянии. Тем не менее глобальные массовые протесты против карикатур принадлежали к первому поколению событий, в которых ведущую роль играли «микромедиа», такие как электронная почта, интернет-форумы и SMS-сообщения[1007]. Эти популярные, быстрые и интерактивные средства массовой информации, используемые преимущественно молодежью, позволили за короткое время мобилизовать массы. Более того, они преодолевали механизмы фильтрации обычных печатных и электронных СМИ и тем самым способствовали нефильтрованной передаче слухов и сильных чувств. Прежде всего, карикатуры «Jyllands-Posten» и сопроводительные тексты в ряде случаев были доступны в Интернете по всему миру в любое время. Возможно, в противном случае волнение улеглось бы ранее[1008].

Таким образом, в течение многих месяцев спор из-за карикатур был одновременно центром и средством дальнейшей эскалации конфликта культур, в котором обобщения и стереотипы практически не знали границ. В разгар кризиса две трети всех респондентов в Саудовской Аравии, Пакистане и Турции и более половины всех жителей Эмиратов и палестинских территорий считали, что рисунки отражают антагонизм Запада по отношению к исламу в целом[1009]. Противопоставление «Запада» «исламу» сопровождалось грубостью тех взаимных слов, которые служили оружием в словесном противостоянии: здесь «исламофобия» – одновременно обвинение в адрес западных защитников свободы слова и аналитическая научная концепция; там – грубая дубина «исламофашизма»[1010].

Тем не менее эта поляризация была именно результатом процесса эскалации в ходе спора о карикатурах. Ее катализатором стал вопрос о репринте карикатур другими органами печати, в результате чего решение «перепечатывать или нет?» само стало предметом освещения[1011]. Замедление или даже отказ от перепечатки осуждались как трусливая самоцензура в тем большей степени, чем громче был протест и чем более жестокими были угрозы. И наоборот, перепечатка рисунков в газете однозначно приводила к сильным региональным протестам мусульман. Когда в феврале 2008 года было объявлено о планах убийства Курта Вестергора, 17 датских газет в знак солидарности на следующий день напечатали карикатуру с «головой-бомбой». На Ближнем Востоке последовала новая волна обвинений и призывов к бойкоту[1012].

В целом кризис 2005 года, связанный с карикатурами, можно понимать как сложное транснациональное медиасобытие, при котором в соответствующих национальных или региональных сегментах СМИ это событие воспринималось и интерпретировалось, комментировалось и усиливалось совершенно по-разному[1013]. Уже сами карикатуры, ставшие отправной точкой этого эксперимента, были основаны на сильной поляризации «мы» – «они» западного либерального и восточного мусульманского миров, а механизмы СМИ имели тенденцию усиливать эту поляризацию. Дифференцирующие и модерирующие голоса «другой» стороны почти не замечались, но недифференцированное восприятие «другой» стороной критиковалось очень яростно. В любом случае динамика эскалации взаимной злобы, как правило, нивелировала подобные разногласия. Таким образом, в литературе стереотипное восприятие «мусульман» осуждается как расизм и ориентализм, но в то же время и воспроизводится, например, когда ссылаются на «запрет» изображений у мусульман.

2015: смертоносные карикатуры