В строго монотеистическом мышлении мусульман богохульство должно было рассматриваться как преступление, караемое смертной казнью[244]
. В самом Коране сравнительно немного отрывков, из которых можно было бы вывести нормативные положения по этому вопросу. Более продуктивны канонические сборники хадисов, в которых передаются изречения и действия пророка Мухаммеда. Лишь в Средние века ученые-правоведы более интенсивно занялись изучением богохульства и на этой основе вырабатывали более четкие позиции. Концептуально унижение Бога, пророка или других почитаемых личностей в первую очередь понималось с использованием термина «сабб» в смысле «обиды» или «оскорбления», но применялись также и другие термины. Более важным, чем отдельные обозначения, было то, что соответствующие оскорбления были помещены в контекст отступничества (ридда) или неверия (куфр). Обвинение всегда относилось к отступничеству от истинной веры (такфир). Со времен возникновения исламского сообщества на Аравийском полуострове это преступление каралось драконовскими наказаниями, социальной изоляцией и смертной казнью[245]. В крайнем случае, споры велись о том, насколько раскаяние преступника может смягчить наказание.Квалификация богохульства как отступничества или неверия ясно показывает, кем были обвиняемые: изначально это были не люди других вероисповеданий, а мусульмане, которые отступили от веры и потому поносили Бога или пророка Мухаммеда. Религиозные сомнения и богохульные насмешки, очевидно, особенно процветали в многоконфессиональном климате Пиренейского полуострова, где представители трех авраамических религий жили в непосредственной близости друг от друга. Так или иначе, именно оттуда до нас дошли сообщения о некоторых любопытных случаях. Например, в середине IX века Абд ар-Рахман II, эмир Кордовы, должен был судить человека, который в пасмурный день произнес: «Сапожник начал увлажнять свои шкуры». Некоторые были склонны отнестись к этому замечанию о Боге просто как к неудачной шутке, другие же посчитали ее тяжким оскорблением Бога. Эмир встал на сторону сторонников жесткой линии. В соответствии с его приговором обвиняемого распяли на деревянном кресте и закололи до смерти, после чего тело было выставлено на всеобщее обозрение. Согласно более поздним сообщениям, правитель обосновал свое решение, заявив, что «страх, который мы внушаем в сердца наших врагов, основан на том, что мы исполняем законные наказания, укрепляем религию Бога и ведем священную войну против его врагов, тем самым отгоняя стремления к уклонению и опасные нововведения»[246]
. Это обоснование соответствовало позиции других мусульманских правителей, которые демонстративно боролись с религиозными отклонениями, чтобы подчеркнуть свои претензии на политическое лидерство. Из этого не следует делать вывод о принципиальном ригоризме. Незадолго до этого эмир проявил снисхождение к брату одного из своих самых важных юридических советников, также использовавшему вольные выражения, которые могли быть истолкованы как богохульные[247].Спустя добрую сотню лет, в 961 году, второй халиф Кордовы Аль-Хакам II также продемонстрировал свое рвение в защите истинной веры в самом начале своего правления. Он распял известного отступника, которого обвиняли в многочисленных оскорблениях ислама, не дав ему возможности защититься. Обвинения включали в себя: уничижение Корана как книги, полной басен, чепухи и суеверий; оскорбление первых трех халифов и Аиши, жены Мухаммеда; угрозы Каабе и насмешки над религиозными обрядами, такими как молитва и паломничество (хадж). Обвиняемый также заявил, что употребление вина и зоофилия дозволены. Наконец, говорят, что он спросил христианина о свинине и в качестве пояснения добавил, что не следует религии Мухаммеда и не верит в нее[248]
. Еще сто лет спустя, в 1072 году, стражи нравственности безжалостно преследовали в течение семи лет в самых отдаленных уголках Пиренейского полуострова Ибн Хатима, еретика, в результате осужденного в Толедо и казненного в Кордове. На суде в общей сложности 60 свидетелей обвинили подсудимого в отрицании божественных атрибутов, пренебрежительном отношении к пророку Мухаммеду и членам его семьи и отрицании необходимости омовения в состоянии ритуальной нечистоты – каждое из этих обвинений влекло за собой смертную казнь. Осужденный был заживо распят на мосту через Гвадалквивир и убит копьями[249].