Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

Пренебрежительное отношение Исаака к пророку соответствовало взглядам на Мухаммеда и основанную им религию, которые были широко распространены в христианской полемике той эпохи. Их также придерживались два христианских писателя, Евлогий и Альвар, чьи сочинения являются основными источниками по истории так называемых Кордовских мучеников. Евлогий считал Мухаммеда мерзким, непристойным и лжепророком, предтечей антихриста. В частности, оба автора резко нападали на пророка за его предполагаемую безнравственность: он-де соблазнил Зайнаб, жену своего приемного сына Зайда, и был прелюбодеем так же, как и его последователи-многоженцы[261]. Это был не первый случай, когда подобные обвинения звучали на улицах Кордовы. Еще за год до Исаака уже был казнен священник по имени Перфект. В отличие от Исаака, он не искал мученичества. Мусульмане на улице бросили ему вызов, потребовав, чтобы он высказал свое мнение о пророке. «Мухаммед, – сказал он после некоторого колебания, – учил своих последователей ложным доктринам, был обольщен демонами и вел своих последователей к гибели. Он также прелюбодействовал с Зайнаб, соблазнившись ее красотой. Он был рабом похоти, и удивительно, как он мог считаться пророком, учитывая эти проступки»[262]. Перфект пытался, хотя и в конечном итоге тщетно, защитить себя от последствий своих заявлений, сначала навязав своим слушателям договор о дружбе. Исаак, однако, предстал перед кади по своей воле. Его пример должен был создать прецедент, поскольку угроза эмира привела к парадоксальному результату – у Исаака появилось множество последователей. В общей сложности 48 христиан были казнены в Кордове в 850-х годах[263]. Многие из них были монахами и монахинями из радикальных аскетических монастырей за пределами города.

Эти действия являются выражением кризиса идентичности христиан в ходе процессов ассимиляции христиан и мусульман в Аль-Андалусе. Статистически трудно доказать, какой процент населения уже принял ислам к середине IX века. Однако великолепный двор эмира Кордовы оказал несомненное культурное влияние на христианских подданных, многие из которых смогли примириться с исламским правлением. На этом фоне самоубийственные кощунства кажутся выражением личных проблем и страхов или окончательным решением возникающих проблем идентичности. «Кордовские мученики» стремились в высшем акте покаяния оставить свое физическое существование позади и достичь небесного освобождения кратчайшим путем[264]. Провокационный акт богохульства был направлен не в последнюю очередь против христианских компромиссов в их собственных рядах. Евлогий и Альвар сообщают о серьезной оппозиции мученикам. Их противники видели в них и их сторонниках «смутьянов, которые драматизировали трудности жизни под исламским правлением, мешали осуществлять экономические и социальные возможности христиан в Кордове и вынуждали мусульман к большим гонениям. Радикальные христиане, по их мнению, не реагировали на чрезвычайную ситуацию, а сами провоцировали ее»[265].

Аналогичная критика была сформулирована на христианском синоде, созванном эмиром в 852 году, на котором мученики едва избежали отлучения от церкви. Аргументы их противников, кажется, были весьма популярны: этих несчастных быстро предают смерти и не подвергают терзаниям, в отличие от классических римских мучеников. Деяния этих новых мучеников не сопровождаются чудесами. И если раньше римляне активно искали христиан, то сегодня сами христиане будут привлекать внимание. Более того, мусульмане – не язычники, ибо они поклоняются не идолам, а истинному Богу[266]. Однако в конечном счете фанатикам-радикалам суждено было преуспеть, во всяком случае, в той мере, в какой они стремились к резкому размежеванию между христианами и мусульманами. Потому что в последующий период эмиры усилили репрессии против всей христианской общины: христиан лишали доступа ко двору, вычеркивали из военных пенсионных списков и обязывали платить новые налоги. Кроме того, правители приказывали разрушать церковные здания[267]. Разграничение между христианами и мусульманами посредством богохульства осуществилось.

Таким образом, богохульство, безусловно, было проблемой во взаимоотношениях мусульман и христиан в эпоху премодерна. Насколько можно судить, она стала значимой прежде всего там, где эти конфессии сталкивались: на Востоке, например в современном Ираке, и на Западе – на Пиренейском полуострове. Конечно, образы религиозных врагов культивировались и на расстоянии – не зря в «Аду» Данте (28 песнь) Мухаммед вместе со своим зятем Али занимает видное место среди зачинщиков религиозных распрей. Там демоны их терзают изощренными муками, расчленяя снова и снова. Однако важнейшим политическим вопросом в конфликте между христианами и мусульманами богохульство стало только в недавнем прошлом (см. главу 17)[268].

Впрочем, это также относится к использованию изображений и полному «запрету на изображения» в исламе[269].