Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо

В новелле 77 Юстиниана середины VI века уже упоминается клятва волосами и головой Бога как конкретное проявление богохульного поведения (см. главу 4)[336]. Во времена позднего Средневековья и раннего Нового времени такие клятвы всегда упоминались первыми, когда требовалось более подробно охарактеризовать богохульство. Для того чтобы понять эту особую форму отклонения от нормы, необходимо сначала рассмотреть обычный случай клятвы. Трудно переоценить ее значение для старого европейского мира, в котором она играла роль средства установления социальных отношений и смягчения трения в этих отношениях. В исследованиях различают два разных вида клятв. Одним является «ассерторическая» присяга, при которой делается обязательное заявление об истинности факта (например, в суде). Другая клятва – «промиссорическая», дающая обещание, направленное в будущее; иногда эта клятва даже имела квазисакраментальный характер, поскольку учреждала отношения сеньора и вассала[337]. Однако на такое социально обязывающее средство, как клятва, накладывалось сильное религиозное ограничение: в Нагорной проповеди (Мф. 5: 33–37) Иисус запретил клясться сильными словами и тем самым ужесточил ветхозаветный запрет на лжесвидетельство. Начиная с поздней Античности богословы сталкивались с проблемой согласования этих слов Господа с социальными потребностями.

Христианское понимание клятвы получило свою классическую форму у Фомы Аквинского[338]. Согласно данному им определению, клятва – это обращение к Богу как свидетелю истины, что придает утверждению особую обязывающую силу. Клятву никогда не следует давать легкомысленно, а только в случае крайней необходимости. Как лекарство назначается только в случае серьезного заболевания, так и клятва должна использоваться только в особых ситуациях и осторожно. В принципе, присягать можно было вполне достойно, поскольку присяга основывалась на нерушимой вере людей в истинность и всемогущество Бога и была направлена на восстановление справедливости и прекращение спора. Но недостойные и легковесные клятвы были запрещены[339]. Это определение должно позволить провести различие между законными клятвами и недопустимыми, возможно, даже богохульными.

Какие клятвы считались богохульными? Они часто упоминались в связи с головой (или черепом, или же, уничижительно, башкой) и волосами Бога, а также его лбом, носом и бородой. Но богохульные клятвы также давались руками или ногами Бога, его кистью или ногой, его животом и его внутренними органами, такими как легкие и печень. Хотя в источниках эти клятвы уже были обозначены как необычные и запрещенные, многие эдикты, особенно позднего Средневековья, выделяют особую категорию наиболее злых и возмутительных богохульств. Они относятся к табуированным частям тела или действиям, к сексуальным действиям или телесным выделениям. Например, постановление совета Констанца от 1363 года устанавливает особенно высокие штрафы за такие клятвы, как «Божье дерьмо» (Bogs schaiss) или «зловоние» (Bogs stank). Примерно в то же время в мандатах совета соседнего города Цюриха клятва «Божьим членом» (Gotz zers), а также «Божьей кобылой» (проституткой, наложницей) или «Божьей шлюхой» были отнесены к особо тяжким преступлениям[340]. Что примечательно в последнем примере, так это то, что прямо – и в официальных заявлениях Совета! – Бог называется, в то время как в других местах, например в Констанце, он обычно писался эвфемистически как Bocks, Box или Kotz (и, вероятно, на самом деле таким словом и присягали). Эрративы были призваны скрыть, хотя бы поверхностно, неуважительное отношение к Творцу и тем самым аннулировать нарушение табу. Как показывает междометие potz (Potzblitz! Potztausend!), это явление сохранилось до Нового времени и даже позже: пуританская строгость нравов и буржуазная респектабельность, очевидно, привели к расцвету эвфемизмов, особенно в период между XVII и XIX веками[341].

Многие богохульные клятвы были тесно связаны со страстями Христовыми. Приносились клятвы ранами Бога, божественным потом, страстями Божьими, муками или трупом, силой, могуществом или бессилием Бога. Здесь также существовало множество вариаций и комбинаций. Очевидно, что в определенные периоды времени тон задавали мода и конъюнктура. Лингвистическое сужение явно наметилось в XVI веке: клятвы телом Божьим вышли из употребления, а клятвы страстями становились все более стереотипными. Они, как правило, заменялись сакраментальными клятвами: теперь клялись «тысячей таинств», «многими тысячами таинств» или даже «сотней тысяч таинств» – даже до наших дней сохранились их рудиментарные формы в виде междометий, таких как sapperment или sapperlot[342].