Оскверненный трон

Мехрунисса положила шаль, прикрепила вуаль и покорно опустила глаза. «Итак, моя жизнь совершила полный оборот», – думала она, шагая за высокой, одетой в зеленое, фигурой Малы из своей комнаты, по коридору и через внутренний двор гарема, в котором уже зажигали вечерние свечи. Когда вдова заметила косые взгляды и услышала язвительные замечания в свой адрес, на ее глаза навернулись слезы, но она гордо выпрямилась и не ускорила шагов. Пусть сама хаваджасара идет очень быстро, она не собирается бежать из гарема, как побитая плетью собачка.

Но потом Мехрунисса поняла, что Мала ведет ее не к воротам, ведущим из гарема, которые были прямо перед ними. Вместо этого она резко повернула налево и теперь взбиралась по невысоким каменным ступенькам, которые вели в ту часть крепости, в которой Мехрунисса никогда еще не бывала. Сердце дочери Гияз-бека затрепетало. Куда ведет ее Мала?

Хаваджасара остановилась на площадке лестницы и обернулась назад:

– Поторапливайся.

Мехрунисса подобрала юбки своего голубого одеяния и стала взбираться вверх. Добравшись до площадки, она оказалась на широкой террасе. Прямо напротив нее возвышались высокие деревянные двери, покрытые блестящими листами серебра, которые были украшены полудрагоценными камнями. Мала быстро заговорила о чем-то с четырьмя стражниками-раджпутами в красных тюрбанах, указывая на Мехруниссу.

Стражники распахнули ворота. Мала подождала, пока спутница не догнала ее, а потом, схватив ее за руку, провела Мехруниссу в широкий коридор, украшенный парчовыми занавесями. Воздух в коридоре резко пах камфарой и благовониями, которые курились в золотых курильницах, сделанных в виде павлинов с распущенными хвостами, украшенными сапфирами и изумрудами. Впереди перед ними возвышались еще две двери, еще выше и шире предыдущих, на этот раз покрытые золотом, инкрустированным черепаховым гребнем и слоновой костью. Перед этими дверями стояли по стойке «смирно» десять охранников-раджпутов, вооруженных копьями со стальными наконечниками.

– Куда мы идем? – шепотом спросила Мехрунисса у Малы.

– Это собственный вход повелителя в гарем. За этими дверями его частные покои, – ответила та.

– Ты ведешь меня к падишаху?

– Да. Уверена, он сам решит, что с тобой делать.

Но Мехрунисса уже не слушала Малу. В эти несколько мгновений, оставшихся до встречи с падишахом, она еще раз вспомнила свою речь, которую повторяла снова и снова с того самого момента, как отправила Джахангиру письмо.

И вот теперь эти великолепные золотые двери раскрываются. Мала отошла в сторону, и дальше дочь Гияз-бека пойдет одна. Подняв голову, Мехрунисса переступила порог.

Падишах сидел на невысоком возвышении в дальнем конце комнаты. Мехрунисса думала, что сейчас увидит горчи, служителей или даже охранников, которые должны были бы защищать жизнь падишаха от дочери и сестры предполагаемых заговорщиков, но они оказались одни в помещении. Удлиняющиеся тени, падающие через оконные проемы, и колеблющийся свет свечей не позволили Мехруниссе рассмотреть выражение лица Джахангира. Подойдя к нему на расстояние пятнадцати футов, женщина пала перед ним ниц, как и планировала это заранее, и ее волосы нимбом окружили ее голову. Кроме того, как и задумала, Мехрунисса не стала ждать, когда заговорит падишах.

– Повелитель, благодарю тебя за великую доброту, которую ты проявил, дав мне эту аудиенцию, – произнесла она. – Я здесь, чтобы умолять тебя от лица своего отца, Гияз-бека. Жизнью своей клянусь, что он не сделал ничего, что могло бы навредить тебе, его благодетелю, который дал ему все, что у него есть. Мой отец никогда не будет просить за себя, поэтому я делаю это вместо него. Я прошу только о справедливости.

Мехрунисса лежала неподвижно, уткнув лицо в толстый ковер и вытянув руки в стороны. Но мужчина, сидевший на темноватом возвышении перед ней, не издал ни звука. Она с трудом поборола желание поднять голову, и в тот момент, когда почувствовала, что уже не может больше не смотреть на него, его сильные руки взяли ее под руки и поставили на ноги. Женщина закрыла глаза. Теперь, когда он был так близко от нее, она не могла посмотреть на него из боязни того, что может увидеть осуждение, а не сострадание. Руки правителя отпустили ее плечи, а потом она почувствовала, как он отстегивает один угол ее вуали. Мехрунисса открыла глаза и во второй раз в жизни посмотрела в глаза Джахангиру. Это было то же самое лицо, которое она видела много лет назад в Кабуле. Правда, на нем уже появились морщины, но оно было бы красивее того, молодого, если б не жесткое и холодное выражение, увидев которое, женщина почувствовала слабость и чуть не потеряла сознание. Джахангир пристально смотрел на нее, но понять, о чем он думает, по его лицу было невозможно. По прошествии нескольких мгновений он повернулся, взошел на возвышение и вновь сел.

– Твоего отца и твоего брата допрашивали.

– Мой отец ни в чем не виновен, – повторила Мехрунисса, стараясь говорить спокойным и размеренным голосом. – Кто его обвиняет?