Ослепительный цвет будущего

На следующий день он пришел к нам на ужин. Папа вернулся из командировки, а мама приготовила дамплинги с зеленым луком – к позднему празднованию моего дня рождения; признак того, что она выкарабкалась из темноты.

После ужина мы с Акселем сидели на диване и рисовали ноги друг друга. Перед уходом он вручил мне толстый, сложенный в несколько слоев квадрат.

– Твой подарок, – сказал он.

– Ты опоздал, – поддразнила я, чтобы скрыть свое удовольствие.

– Мне нужен был еще день, – ответил он. – Увидишь.

Я смотрела, как он шаркающей походкой спустился по ступеням нашего крыльца, на ходу засовывая руки в карманы худи. Столб света в форме трапеции ударил из открытой двери и пролился на дорогу – так что Аксель наверняка знал, что я продолжала стоять там и наблюдать за ним. Он не оглянулся.

Пухлый квадрат раскрылся, обнажая несколько листов акварельной бумаги. В самом центре лежали флешка и записка:

«Нарисовал вчера, когда ты уснула во время нашего пикника. Представь, что это ноты».

Это был один из первых экспериментов Акселя по переводу рисунков на язык музыки – и он меня по-настоящему поразил. На флешке было четыре трека; я поверить не могла, что все это он сделал за один день. Рисунки были пронумерованы в соответствии с композициями; я вглядывалась в них, пока не заболели глаза. Он уловил нечто большее, чем просто цвет. Каждый рисунок воплощал собой стеклянный снежный шар эмоций и ощущений.

А музыка… Это был совершенно другой язык.

Парк он изобразил тяжелыми пятнами чернил. Желтые черточки каруселей превратились в импульсивные пассажи электрогитары. Темно-синяя детская площадка звучала как спиккато контрабаса. Откуда-то из глубины самых низких нот вырастали звуки арпеджио на синтезаторе – плавучие и энергичные, как розово-красные штрихи, которые он использовал для бликов. Тонкие завитки цвета баклажана соответствовали высокому вибрато; позже Аксель объяснил, что вместо него предполагалось оперное соло – и, возможно, когда-нибудь он воспользуется услугами настоящего исполнителя, потому что пока это самое слабое место в композиции.

Меня он тоже нарисовал: слои рыжего, красного, желтого легли поверх мазков туши. И еще один цвет – полоса океанического голубого у меня в волосах. Все оттенки переданы через легато виолончели, соло кларнета, то пробивающееся сквозь мелодию струн, то снова теряющееся в ней; через низкий бой литавр и еще какой-то неземной, волшебный звук – позже Аксель сказал, что это терменвокс [9].

Пока я дремала там, в парке, пока проигрывала где-то в подсознании свои воспоминания о нем, он изучал меня, добираясь до самых глубин моей души.

Эти четыре трека я слушала на повторе всю ночь, уверенная в том, что таким образом он признавался мне в любви; что, когда мы увидимся в следующий раз, все будет иначе. Не знаю, когда я уснула, но, проснувшись, обнаружила себя в объятиях хромового желтого и испанского красного с чувством, будто тот синий мазок был самим моим естеством, и я носила его на себе как знак его любви.

Начался учебный год – и я оказалась права. Все действительно было по-другому.

Но не так, как я ожидала.

На второй день учебы от шушукающихся в очереди на обед учеников из параллельных классов я узнала, что Аксель позвал на свидание девушку по имени Лианн Райан.

23

Как же усердно и старательно мы создаем эти маленькие временные капсулы. Развешиваем гирлянды воспоминаний так, чтобы они светились нужными нам оттенками. Но подобная разборчивость – что спрятать, а что выставить на всеобщее обозрение – совсем не свойственна памяти.

Память – жестокая штука; она кромсает наше сознание под самыми болезненными углами, снова и снова окуная его не в те краски. Момент унижения, или опустошения, или абсолютной ярости; момент, который будешь проигрывать в голове снова и снова; нить, закручивающаяся вокруг мозга и в итоге завязывающаяся в нечто вроде петли. Она тебя, конечно, не убьет, но заставит ощутить давление каждого кошмарного и стыдного момента твоей жизни. Как это прекратить? Как очистить свой разум?

Хотела бы я уметь командовать своим мозгом; хотела бы сказать ему: «Давай. Вперед. Расслабься и отпусти все воспоминания. Позволь им исчезнуть».

24 Осень, девятый класс

Пока я пыталась не затеряться в странной атмосфере первых дней старшей школы, маме становилось все хуже; ее чувства терзало и разметывало во все стороны, пока она опускалась к самому дну.

Теперь это происходило так часто, что стало почти нормой. А может, это был просто фокус сознания – способ убедить себя, что все в порядке. Но я ухватилась за эту «нормальность», крепко сжала в кулаке и побежала с ней далеко прочь. Я пыталась быть обычным подростком. Я позволила себе отвлечься на проблемы, которые были до стыдного банальными.

Например, когда же наконец Аксель бросит Лианн Райан? Шли недели. Внезапно оказалось, что они вместе уже целую четверть.