– Ага, – без колебаний подтвердила я, хотя услышала этот план впервые. Я смотрела, как Каро осторожно стягивает нашу картину со стола и берет ее за раму на обратной стороне листа.
– Поможешь мне донести до маминой машины? – спросила она. – Мы тебя подвезем, чтоб ты не мучилась в переполненном автобусе, только захвати мой рюкзак.
Я последовала за ней на парковку, где она направилась прямиком к компактному белому седану.
– Привет, мам, – сказала она, влезая на переднее сиденье. – Это Ли. Ее нужно подбросить до дома. Она живет в Ларчмонте, прямо у поворота.
Я бросила сумки в багажник.
– Откуда ты знаешь?
Ее мама фыркнула.
– Каро всегда в курсе, где живут барышни. Приятно познакомиться, Ли. Мэл.
Каро приподняла голову, закатила глаза и сказала:
– Моя мать убеждена, что я флиртую с каждой девушкой, которая встречается мне на пути. Это не так. – Она обернулась, чтобы посмотреть, не размазались ли краски на нашей картине. – Просто мы живем в одном районе. А ты – всего в нескольких домах от Чеслин.
Я напрягла память.
– Кого?
– Ты не знаешь Морган Чеслин? Она переехала на твою улицу пару лет назад.
– Чеслин ходит в «Стюарт», – добавила Мэл.
– Тогда понятно. – Я с трудом помнила своих одноклассников, не говоря уже о ребятах из других школ, тем более частных.
– Ничего, если Ли придет к нам на выходные, чтобы закончить картину? – обратилась к маме Каро.
– Конечно, – ответила Мэл и подмигнула мне в зеркало заднего вида.
Каро, заметив, издала стон раздражения.
– Мам, вообще-то мы не собираемся там обжиматься.
Мэл наигранно пожала плечами:
– Я ничего такого и не говорила!
Они высадили меня и уже начали выезжать обратно на главную дорогу – Каро закатила напоследок глаза, – когда я поняла, что входная дверь заперта на главный замок.
Насколько мне было известно, на этот замок мы дверь никогда не запирали, и у меня даже ключа от него не было. Ведомая каким-то инстинктом, я почувствовала, что должна произвести показной «осмотр» карманов и рюкзака. Мэл остановила машину на середине улицы – они с Каро за мной наблюдали. Я развернулась и, пожав плечами, помахала в надежде, что они воспримут это как сигнал и двинутся дальше, а мама наконец услышит звонок и откроет дверь, – и тогда Мэл и Каро, уезжая, все-таки увидят, что я, как нормальный человек, спокойно захожу к себе домой.
Но никто не открывал. Изнутри не доносилось ни звука. Я постучала громче, а когда реакции не последовало, несколько раз сильно пнула дверь ногой.
– Дома никого? – спросила Мэл. – Ты можешь подождать у нас, если у тебя нет ключей.
– Нет, мама
– У вас есть другой вход?
– Да, сзади, – ответила я, – но там обычно закрыто…
Я хотела, чтобы они уехали, но Мэл настояла на том, чтобы остаться и подождать, пока я проверю задние двери.
Они оказались незаперты. Только я успела широко их раздвинуть, как увидела маму – на плитке кухонного пола, свернутую в клубок, маленькую и беззащитную.
–
Мне удалось привести ее в чувство, но она казалась страшно потерянной и вялой. Пока я пыталась понять, что произошло, в груди все колотилось. Сердечный приступ? Обморок?
– Что случилось? – спросила я. – Ты в порядке?
Она не ответила.
– Кто это? – Щурясь, она стала вглядываться в Мэл и Каро; они выбежали из машины и зашли в дом, когда услышали мой крик.
– Они подвезли меня, – ответила я.
– Может, позвонить кому-нибудь? – предложила Мэл. Только спустя пару секунд я поняла, что под
– Нет, – сказала мама. – Я в порядке. Все нормально.
Казалось, прошла тысяча лет, прежде чем Мэл и Каро наконец ушли. Я не могла даже смотреть на них – стыд спиралью закручивался внутри, разгорался малиновым и полыхал так, как полыхает гнев.
Оставшись с мамой вдвоем, я, как сокол, наблюдала за каждым ее движением: как тряслись ее руки, когда она потянулась за сковородой, как медленно и неуверенно она передвигалась.
На меня навалился очередной груз. Почему она оказалась на полу без сознания?
– Папин самолет скоро приземлится, – сказала мама позже, когда более-менее оправилась от произошедшего. – Не нужно беспокоить его, – добавила она, слабо улыбнувшись.
Я долго размышляла над ее словами. Она говорила о том, что не стоит рассказывать папе, как я не могла попасть в дом, как нашла ее на холодном кухонном полу. То, как она это произнесла, меня задело.
Мое волнение росло, как коралловый шар, который бледнеет с каждой новой порцией воздуха, раздувающего его брюхо; росло до тех пор, пока не стало почти прозрачным, чуть ярче едва заметной тени, но все-таки – оно было со мной всегда, везде.
25
– Вот, – произносит Фэн, – магазин, где я купила выпечку.
Уайпо прикасается к моему локтю и указывает на полку.
–