Читаем Ослепительный цвет будущего полностью

– Рисование не должно быть таким громким.

Или:

– Ты так шумно переворачиваешь страницу!

Нужно было сбежать, и подвал Акселя оказался идеальным убежищем.

Я решила переделать рисунок, который показала Нагори. Проще было начать заново, так что передо мной лежал чистый лист с легким карандашным наброском.

«Эмоции», – хмыкнула я. Это же сюрреализм. Что он хотел сказать этим словом? Рисунок ведь должен был отображать фантастическое слияние с реальностью.

Аксель сидел перед клавишами, почти полностью повернувшись ко мне спиной. Его уши покрывали огромные наушники, но я все же видела небольшой отрезок его профиля и его закрытые глаза. Он согнулся над клавиатурой, и его плечи, округлившись, создавали маленькое пространство для музыки.

Я перелистнула страницу. Рука быстро задвигалась по свежему листу, запечатлевая Акселя, передавая жирными прямыми линиями его клавиши, воспроизводя графитовым грифелем звук и движение.

Я давно не рисовала ничего реалистичного. Пока мой карандаш исследовал его тело, я погрузилась в медитацию. Широкие плечи. Грациозные локти, шевелящиеся в ответ на движения исследующих музыку рук. Он был самоучкой, но выглядел красиво и уверенно, когда играл. Моя мать неоднократно предлагала поучить его, но он отказывался брать бесплатные уроки. Наверное, ему это казалось одолжением.

Стук клавиш затих, и Аксель обернулся. Я посмотрела на него, и рука зависла над бумагой.

– Что? – сказал он.

– Что? – Я почувствовала странное и обжигающее сочетание вины и смущения, словно он застал меня за чем-то незаконным.

– Что ты на меня так смотришь?

– Как смотрю? – Я молилась, чтобы он не встал и не подошел ко мне. Это был набросок, но все равно было очевидно, что я рисовала. Мне неплохо удалось уловить эмоции в его теле.

Его лицо расплылось в кривой хитрой усмешке.

– Ты рисовала меня.

– Неправда.

Аксель поднялся, и я быстро захлопнула скетчбук.

– Дай посмотреть, – сказал он, протягивая руку.

– Нет.

– Ли, ну хватит, почему ты так странно себя ведешь?

– Ничего не странно. – Я наполнилась ярко-зеленым и ощутила себя так, словно мне снова пять. – Все со мной нормально.

Хотя он был прав. Я вела себя странно. Сколько раз мы изображали друг друга на бумаге? Сколько раз сидели рядом и рисовали: я – его ноги, а он – мои?

Наверное, разница была в том, что в этот раз он ничего не знал; было что-то вуайеристичное в том, чтобы рисовать его без его ведома.

Он издал смешок.

– Ты точно ведешь себя странно.

Я встала и начала собирать карандаши. Я не хотела уходить, но также не хотела продолжать этот разговор.

– Какой цвет? – спросил он, и я замерла.

Я подняла на него глаза; он стоял с закатанными до локтей рукавами под тусклой подвальной лампочкой. Разгадать выражение его лица не удавалось. Я открыла рот и не решилась на правду.

Аксель подскочил ко мне, и мы оба рухнули на диван. Я завалилась на сиденье спиной, и на секунду тело Акселя оказалось прямо на мне – эта секунда одновременно была слишком долгой и слишком короткой. Я почувствовала его аромат и прикосновение его руки на своем животе, там, где задралась футболка.

Мой скетчбук проскользнул между нами, и он схватил его, еще до того как я успела отреагировать, и поднял так высоко, чтобы я не могла дотянуться. Мой торс был зажат под его правым коленом, хотя я не слишком-то старалась высвободиться. Аксель принялся переворачивать страницы.

– Ага! – торжествующе воскликнул он, наткнувшись наконец на рисунок.

Лежа в углу дивана с неудобно согнутой шеей, я видела его выражение лица. Видела его широкую улыбку и то, как она растворилась, когда его настигло осознание.

Он молча смотрел на рисунок. Интересно, увидел ли он то, что я выпустила из своего сердца, чему позволила проползти вниз по рукам и выбраться наружу через пальцы. С такой нежностью и тоской были выполнены линии его тела. Тени на его коже были закрашены рукой, которой ничего больше и не надо – только повторять эти впадины и углы, эти мышцы и выпуклости.

– Это очень здорово, Ли, – тихо произнес он. – Ты стала гораздо быстрее.

Я почувствовала, как его коленка расслабилась, по-этому поднялась и села ровно. Его нога соскользнула, забирая с собой тепло и трепет.

– Спасибо. – Казалось, будто я нахожусь от него в тысяче километров.

– У тебя есть другие? – спросил он.

– В смысле?

– Ну, – он опустил взгляд, – ты рисовала меня раньше? Когда я не видел. Я бы очень хотел посмотреть.

Я чересчур долго соображала над таким простым вопросом, пытаясь придумать правильный ответ.

– Нет.

Интересно, заметил ли он, как запылало мое лицо от вранья.

– А, – сказал он.

На минуту я почти убедила себя в том, что в его голосе прозвучало искреннее разочарование.

Возвращаясь тем вечером домой, я все еще чувствовала на себе его аромат, оставшийся после того, как он накрыл мое тело своим, словно одеялом. Я лежала в постели, пальцами проводя по тем местам, где наши тела соприкоснулись.

Я вообразила себе Акселя, который дотрагивается до меня специально, который дотрагивается до меня еще где-нибудь.

Что бы я почувствовала?

Перейти на страницу:

Все книги серии Rebel

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза