Ослиная порода. Повесть в рассказах

Мы с Аленкой начинали ждать шоколадок с весны по зиму, и поэтому праздник Новый год был у нас самым любимым. Еще мы жгли сахар, чтобы приготовить хоть какие-то сладости. Делалось это так: насыпали в ложку сахар и добавляли в него немного воды, а затем брали эту ложку плоскогубцами, обмотанными синей изолентой, дабы не обжечь руку над газовой конфоркой. Растапливаясь, сахар бурлил, приобретал желтый цвет и превращался в конфету. Когда не было сахара, собирали березовую смолу и жевали ее. А если удавалось раздобыть апельсин или мандарин, матери бережно хранили ароматную кожуру, чтобы высушенные корочки раскрошить и добавить в пирог на Рождество.

А как мы радовались, если видели мороженое в стаканчике! Сколько было счастья, когда родители покупали нам шоколадное печенье или карамельку! Иногда удавалось добыть банку сгущеного молока, и это воспринималось как торжество. Шпротами угощались только раз в год.

Сейчас люди живут иначе и сложно себе представить, что едой являлись лапки кур, нутрии, макароны плохого качества, подгнившие рис и перловка.

В самые тяжелые времена мама, после того как припасенное варенье заканчивалось, добывала сироп от кашля. Сироп продавали по рецепту, а я часто болела ангиной. Мы брели по извилистой улочке до аптеки, и, посмотрев на рецепт, женщина в белом халатике давала маме пузырек и предупреждала:

– Одна ложка в день!

Мама кивала.

О, это было замечательно!

Мама действительно давала мне одну ложку, но она намазывала ее на хлеб вместо джема, и я весь день ждала «сладкого момента».

По вечерам к нам прибегали соседские ребятишки:

– Тетя Лена! И нам! Это так вкусно! Это как конфетка!

И мама им тоже давала по маленькой ложечке.

Первая любовь

Впервые я влюбилась в восемь лет. Мой голубоглазый сосед Павлик со второго этажа жил с бабушкой и дедушкой. В их семье была непоседливая, ласковая такса Кнопка. Если кто-то звал ее по имени, она радостно виляла тоненьким хвостом.

Павлик отличался от других мальчишек. Он читал книги, в то время как его ровесники лазили по чужим садам и устраивали побоища. Павлик заступался за младших, которых обижали балованные и жестокие хулиганы. Еще он был добрым: храбро таскал у бабушки пирожки, оладьи и булочки и щедро угощал всех в нашем дворе. Последнее свойство его души поставило окончательную точку в моих сомнениях. За трубочки с заварным кремом и пирожки с квашеной капустой можно полюбить на всю жизнь.

И я решилась!

Да, такова истинная любовь, думала я, вдыхая запахи сдобы под его балконом. Шустрая бабушка Павлика постоянно что-то пекла или жарила.

Павлик был старше меня на целых два года и учился в пятом классе. Самым важным, чтобы укрепить отношения, было приоткрыть завесу тайны и рассказать о своих чувствах мальчику. Ведь иначе получалось, что я умею любить, но Павлик об этом ничего не знает и делится вкусностями только из дружеских соображений.

– Мама, как мне признаться Павлику в любви? – спросила я.

Мама возле овального зеркала в коридоре надевала сережки.

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялась она, отчего сережка долго не хотела застегиваться на правом ухе.

Потом мама заперла меня на ключ, и я начала расспрашивать старенькую кошку Ксюшу, от которой ответа тоже было не добиться.

Вечерами мама отпускала меня во двор, и я, воспользовавшись этим, немедленно отправлялась к березе, растущей у соседнего подъезда. Под ее золотисто-зелеными листьями Павлик рассказывал забавные истории, вычитанные из библиотечных книг, а дети и взрослые внимательно слушали.

Это было прекрасное время. Только признаться в любви я не могла, словно ощущая невидимую преграду. Каждый раз, когда я готовилась произнести заветную фразу, слова застревали в горле. И я смеялась.

– Настоящее лошадиное ржание! – «подбадривала» меня мама, если находилась поблизости: – Иго-го! Го-го-го!

Я на ее шутки старалась внимания не обращать и была благодарна, что она не выдает мой секрет.

Ближе к середине лета бабушка и дедушка Павлика объявили, что в Грозном, спрятанном в кольце гор, жить становится небезопасно и они отправят внука в Подмосковье, а сами останутся.

– Ты навсегда уедешь от нас? – спросила я, выскочив из своей квартиры, когда Павлик вывел Кнопку на прогулку.

– Скорее всего, да – ответил он.

Потрясенная, я смотрела на солнце, на зеленые листья могучих кленов, стороживших покой у нашего подъезда, и думала о том, что мы живем в прекрасном волшебном месте и уезжать отсюда никому не нужно.

Павлик и Кнопка гуляли по двору: от клена к березе и обратно.

– Пожалуйста, останься! Не уезжай! – Я догнала их. – Мы будем играть в прятки и есть мороженое, придумывать сказки, смотреть на закат и синие горы, мы будем…

– Я тоже тебя люблю! – Павлик улыбнулся.

– Что?! – Я решила, что мне показалось, померещилось. Ведь этого быть не могло! Потому что не могло, и все тут!

– Я тоже тебя люблю, – повторил он. – Но поделать ничего нельзя. Бабушка и дедушка уже купили мне билет на самолет. Через два дня я улетаю. Возможно, мы когда-нибудь встретимся. Есть другие города и другие вселенные. Ты ведь знаешь!

Павлик взял меня за руку: