Через пару-троечку месяцев встанет лёд, и тогда точно на материк не попадёшь. С момента приезда прошло совсем немного времени, но дни очень быстро улетучиваются, уходят, исчезают. Оглянувшись, человек обычно удивляется: а где часы? дни? годы? Куда подевались? Ведь только что ушедшее вчера здесь было, ан не ухватишь уже!
Каждый отмахивается от этих взглядов прошлого, размышлений, но они не отстают и начинают вослед грозить пальчиком, при этом, громогласно хохоча, выделывая какие-нибудь антраша или пируэты задом наперёд, как бы стараясь подставить ножку. А что ты, любезная, в жизни сделала? Зачем толчёшься под ногами у монахов? Что ты можешь? – значит, не можешь ничего. Помни, человек состоит только из того, что может! Из чего же ты состоишь?
Эти коварные вопросы искушения ангел-соблазнитель подкидывает каждому, поэтому никто никогда не оглядывается без нужды в то самое прошлое, где всё плохое и хорошее до поры неприметным грузом лежит. Впрочем, сама нужда только и ждёт человеческой оглядки: оглянешься – одолеет!
Что за мысли опять лезут в голову? Всё можно успеть сделать: и заехать на Плещеево озеро, и написать икону «Богородица, воскрешающая Русь», и… да мало ли чего ещё. Важно, чтобы получилось всё задуманное! Главное уложиться в отпущенных тебе для жизни часах, днях, годах.
В тот же день Шурочка отыскала отца Агафангела, чтобы выяснить, сколько времени ещё отпущено ей на паломничество, которое вмещает не простое посещение монастыря и различные молебны, но, самое главное, начальное обучение иконографии, истории иконописи и прочим секретам монашеского творчества, которым обучиться где-нибудь, кроме как на Валааме, Шурочке вряд ли удастся.
Во всяком случае, нехитрая, но всё же сложная наука давалось легко, потому как за плечами девушки была Суриковка и не только. Если художник не нашёл себя в творчестве, то годен разве что на копирование чужого, на элементарную подделку. Смысл Шурочкиного таланта был другой, сакральный, но ему требовалась практическая реализация и наставления непосредственных иконописцев. Тем более, даже старец Николай пророчествовал, что икона будет писана не здесь, не на святоотеческом Валааме, колыбели старообрядчества и единственной памяти, оставшейся на Руси от Андрея Первозванного.
Отец Агафангел сразу ничего не сказал девушке. Он, как обычно, несколько минут помолчал, собираясь с мыслями:
– Решила уехать – не мечись, как курица перед телегой – уезжай! Лучше вернёшься, если нужна будет помощь. Я думаю, – вспоминал он, – тебе следует отправляться на Киприяна и Устинью. Этот праздник на следующий день после Покрова Богородицы, Ещё этим святым молятся, чтобы оборонили от нападков нелюдей, от чар и наваждений. Что б нечистая не тронула, я буду каждый день тебя поминать.
– А что, меня в миру ожидают какие-то неприятности? – насторожилась паломница. – То есть, отчитки отцом Николаем не достаточно?
– Не только тебя ожидает забота рогатых, – задумчиво произнёс монах. – Слыхала поди, Америка давно стала переключаться на идентификационные номера, на микрочипы, введённые под кожу? Говорят, там к этому относятся уже безбоязненно. Вот и наших православных стараются превратить в послушных баранов.
– Ну и что? Не только Америка, Европа тоже с удовольствием подключается, – девушка беззаботно пожала плечами.
– Эта волна уже достигла России, – вздохнул Агафангел. – Если и у нас примут электронного бога, то уже ничто мешать не будет явлению Машиаха.
– Антихриста?
– Да, – утвердительно кивнул иеромонах. – Даже наш игумен Панкратий хотел подчиниться правительственным требованиям, не принимая во внимание, что церковь отделена от государства и что у нас со «слугами народа» дороги разные.
– Я слышала, что ты, отец, принял в противостоянии государственным указам не последнее место, – улыбнулась Шурочка. – Вероятно, за это из Москвы и сослали сюда. Только ты до сих пор не понимаешь или не принимаешь жидо-масонских военных действий. Как будто всё нормально, всё, как всегда и точка. А эти христопродавцы давно и открыто развязали войну против всех, кто не с ними. Но везде и всегда во всеуслышание вопят, что беспокоятся, дескать, только о нас, то есть о народе.
– Да всё я знаю, – досадливо отмахнулся монах, – Давно уже делёж «Золотого миллиарда» происходит, только не заниматься же православным монахам кликушеством подобно этим же масонам!
До Шуры, наконец, дошло, что все свои открытия, которыми хотела поделиться с монахами, поразить их своими знаниями, как будто, бросив шубу с царского плеча, давным-давно известны. А её потуги просто смешны, но ей до сих пор никто ничего не сказал.
– Хорошо. Я это приму во внимание, – потупилась она, только на этот раз с непритворным смирением.