Ослиная Шура

На том и порешили. Шура просчитала, сколько ей времени отпущено, и пыталась не терять его даром. Что все знания из иконописной мастерской, из архива, да в то же время и из всего монастыря не унесёшь, как ни нагружайся, давно известно. Осталось только уповать на принятый Шурой девиз: что Богом дадено, то моё. Остальное – либо несусветная чушь, либо отвлекающая от нужных дел мишура.

Проснувшись ночью, Шура не могла понять, как оказалась в помещении со сводчатым потолком. Куда её опять забросило блуждающее по миру и по струям времени сознание? Какое сонное наваждение опять будет послано из близкого, но недоступного Зазеркалья. Чего ожидать ещё в этой жизни, сочащейся приключениями из всех щелей? В следующую секунду девушка застонала от захлестнувшей сознание боли. Что это? Откуда опять нападки на разум, на тело?

Почему возникла боль? Излеченная память постаралась вернуть происходящее. Она находится в православном монастыре. На Валааме. Накануне было Всенощное бдение и Лития перед праздником Покрова Святой Богородицы. Завтра Киприян и Устинья. Поутру надо уезжать с острова, откуда же болезнь? И в праздничный день! Что ж за напасть такая? От Бога… а от Бога ли?

Шура услышала в коридоре звенящий колокольчик. Один из послушников каждое утро усердно будил братию и паломников на службу, названивая по коридорам в маленький колокольчик. Пора вставать. Две соседки-келейницы уже собрались в церковь, а Шура единственно, что сумела – это сесть на своём монастырском лежбище. Ноги вконец отнялись, и девушка не смогла даже подняться.

– Матушки, – жалобно простонала Шура, – матушки! Плохо мне. Хворь какая-то напала, подняться не могу.

Матушки, услышав причитания Шуры, перекрестились, но ничем помочь не могли. Обе посоветовали оставаться в келье – глядишь, напасть и отпустит, Богородица поможет. Ведь недаром же Валаам называют русским Афоном. Значит, Дева Мария и здесь игуменья, как на греческом полуострове.

Когда за матушками закрылась дверь, Шура снова повалилась на лежанку. Голова пронзительно болела, левый висок пронзал надсадным стуком невидимый дятел, мысли путались, кружась, будто в хороводе трухлявых пней среди замшелых полян. Даже пряный лесной запах сюда донёсся. В коридоре потихоньку стихли голоса. Гробовая тишина проникла в корпус, словно нещадная пещерная темнота, гася и душа внешние звуки.

Вдруг среди этого пещерного безмолвия, нависшего над островом, раздались ангельские голоса. Откуда-то издалека ясно слышалось тихое, красивое пение, принёсшее больной мгновенное выздоровление. Казалось, будто это доносится из храма, а пронзительная неуёмная боль исчезла бесследно.

Шура поднялась, решив добрести и хоть немного постоять на службе. Но противоположная стена монастырской кельи в мгновенье ока стала прозрачной, голубой. Яркий, завораживающий, неземной, с ног сбивающий свет хлынул в помещение. Шура застыла перед видением, не в силах пошевелиться. Ставшая прозрачной стена, как живая картина, или окно в трёхмерное пространство, поражала своей необычностью.

Перед девушкой была настоящая живая картина. Внизу бродили маленькие людишки, похожие на карликов, только гораздо меньшего роста. Они гуляли по какой-то площади, по бокам которой громоздились здания. Даже парочка мелких храмов была видна на картине. Шуру удивило, что пение хора доносилось не из монастырского храма, а оттуда, из-за стеклянной стены. Но, если люди на картине живые, то почему бы и песне не быть настоящей?

Картина была вроде бы обычной, бытовой, без мистических и трансцендентальных наворотов. Вдруг на фоне этого голубого спокойного и пронзительного сияния проявлялся образ Богородицы в белом мафории! За Ней следовали серафимчики и херувимчики, тоже одетые в белые одежды с пальмовыми веточками в руках. В высоте над ними проступил образ Господа Саваофа Вседержителя. Справа от Богородицы шествовал Серафим Саровский, слева Николай Чудотворец. В руках Царица Небесная держала омофор, со свисающих концов которого, вниз, на людей и город, словно снежинки летели восьмиконечные золотые крестики, очень похожие на прозрачный золотой дождик. От этих снежинок многие из людишек уворачивались, даже убегали прочь. Другие ловили крестики в руки и тут же сами становились прозрачными, светлыми и радостными. Оттого, вероятно, что принимали подарки, падающие с Покрова Богородицы. Остальные так и оставались тёмными. Особенно сильно темнели те, кто убегал от золотых удивительных снежинок, обрушившихся на город откуда-то сверху. Что ж, каждый человек сам выбирает уготованный путь и становится тем, кем стремился стать.