Таким образом, различение – это важнейшая базовая операция, благодаря которой выстраивается нечто значащее. Но трактуя понятие «значение», Луман (Luhmann 1995a: 60) ориентируется на Гуссерля и его термин «Sinn», лучшим эквивалентом которого в английском языке, скорее всего, является слово «sense» («ощущение смысла») в значении, которое выходит на первый план в словосочетании «making-sense» («придание смысла»), подразумевающем некий выбор при наличии целого горизонта возможностей. Красные джинсы, в которых вы пошли на работу, значимы потому, что вы выбрали эту единственную вещь из множества возможных, а вовсе не потому что такие брюки несут какой-то «смысл» в плане репрезентации. Более того, своим выбором вы исключили из рассмотрения все остальные брюки и юбки. Тем не менее это не лишает вас возможности сделать другой выбор, заглянув в гардероб в следующий раз, – возможность выбора закрыта лишь на время. Все эти вещи вы сможете надеть в другое время. Более того, гипотетически вы могли выбрать другие брюки в тот день, когда решили надеть красные джинсы. Из этого следует, что любой выбор вероятен или, как выразился сам Луман, выбор не является «ни обязательным, ни невозможным» (Luhmann 1998: 45).
Возможно, из‐за моего примера, описывающего, как мы принимаем решения, выбирая повседневную одежду, у вас создалось впечатление, что в работах Лумана центральное место занимает субъект, придающий смысл вещам. Конечно, люди, которых Луман относит к категории «психических систем», придают смысл миру, совершая ментальные акты различения, то есть делая выбор между разнообразными доступными опциями. Но в отличие от феноменологии, рассматривающей значения как принадлежность индивидуального опыта, теория Лумана не дает субъекту привилегии наблюдателя (Luhmann 1990a: 23). Луман утверждает, что все типы систем, а значит, и социальные системы, наделяют значениями себя и окружающий мир путем наблюдения. В полном соответствии с не-субъективной природой концептуального каркаса своей теории Луман выделяет два типа наблюдателей:
В 1980‐х годах Луман уделял много времени концепции аутопоэзиса (Luhmann 1995a). Сам этот термин образован от греческих слов «auto» («само-») и «poiesis» («производство»). Центральная идея аутопоэтической концепции Лумана состоит в том, что все системы поддерживают свои границы, самостоятельно продуцируя собственные смысловые конструкции: люди «самопроизводят» знание, социальные системы «самопроизводят» коммуникации. Таким образом, системам свойственна
К примеру, оперативная логика моды может влиять на науку: задумайтесь над тем, что недавние смены парадигм в гуманитарных и социальных науках, такие как лингвистический, перформативный и материальный поворот, могут быть свидетельством предрасположенности ученых к освоению темпоральной логики моды, что выражается в появлении модных, актуальных или соответствующих моменту теоретических направлений. Однако это вмешательство моды в научную систему не укладывается в упрощенную схему причин и следствий. Системы не могут напрямую влиять на функционирование других систем. Если в новом академическом издании материал изложен в соответствии с популярной теорией, научная общественность может признавать, что следование интеллектуальной моде отчасти определяет интерес и привлекательность этой работы. Но эта книга ни за что бы не получила одобрительной оценки в научных кругах, если бы отказ от традиционного академического стиля в угоду последним трендам был его единственным достоинством. Выше других ценятся исследовательские работы, в которых проблемные вопросы четко сформулированы, а ответы на них надежно и доходчиво аргументированы. Если можно так выразиться, мода всего лишь