Основание. Пятый пояс

Я знал, что это сияние вокруг — это сияние тела огромного змея, который поглотил меня. А если это так, то я сейчас буквально касаюсь его. Я использовал очередную накопленную частичку духовной силы. Но в этот раз не для техники, а для умения. Для взгляда лекаря на теле змея стихии.

И через миг оказался совсем в другом месте. Я оказался там, где всё так же было это синее сияние, но не было ни единого меридиана и узла. Я оказался в теле того самого огромного змея. Устало выдохнул:

— Отпусти меня. Прочь. Развейся.

И через миг всё закончилось, меня вышвырнуло из духовного взгляда, я ощутил и пересохшую пустошь во рту, и боль в затёкших мышцах, и слепящее сквозь веки солнце, и гул голосов в ушах.

Глава 11

— Держи, молодой глава.

Я скривился, но протянутую Седым чашку взял. Она исходила паром и ароматом, от которого меня ещё и тошнить начало. Но я подавил тошноту и сделал первый глоток бульона. Прямо так, через край.

Седой вздохнул, но промолчал и просто убрал ложку, сел рядом со мной.

Рука, которой я держал чашку, подрагивала, но едва заметно, проливать я ничего не спешил. Сам бульон по ощущениям, не успевал даже добраться до желудка, впитывался телом на середине пути. И, несмотря на тошноту, он был гораздо приятнее тех зелий, которыми меня поили, когда я пришёл в себя.

Со стороны переливание в меня стихии из змеев выглядело ещё более внушительно, чем изнутри. У меня всего лишь синее сияние, заполнившее тело, у всех, кто был вокруг — змеиная свадьба надо мной. Змеи скрутили надо мной такой клубок, что ни меня под ними не было видно, ни подойти ближе, чем на двадцать шагов не удавалось никому. Что, впрочем, не удивительно. Если бы даже Седой решил идти до конца, то открыв глаза, я бы обнаружил рядом его тело.

Зеленорукий, пока Седого не было рядом, рассказал мне, как тот швырял в меня фиалы с лечебными зельями. Впустую, потому что прежде чем растечься по мне, фиалам приходилось пролетать сквозь моих змеев, и концентрация стихий просто выжигала стихиальную составляющую в зельях. Та вспыхивала на глазах у всех, превращая содержимое фиалов в бесполезную жижу.

Жаль, конечно.

Сейчас я наглотался этих зелий, но уже, мягко говоря, поздновато. Пролежал я под защитой змеев два с лишним месяца, и за это время раны мои зарубцевались, загрубели и теперь требуют немало сил для излечения. И это я только про те раны, где истекал кровью. С меридианами вообще дело плохо. Совсем плохо с левой рукой и её меридианами.

Я скосил на неё взгляд. Буквально — чужая рука. За эти два месяца она словно иссохла, став гораздо тоньше, чем правая. По-прежнему не могу ей шевелить. Да и вообще шевелюсь с трудом, что не удивительно — столько пролежал без движения. И похудел, и ослаб, и прочее.

Самое неприятное — при виде даже этого тёплого бульона испытываю отвращение, хотя разумом прекрасно понимаю, что мне нужно есть, чтобы восстановиться. Остаётся лишь надеяться — это отвращение пройдёт.

Отхлебнул ещё, нарочно задержал во рту, покатал там, перебарывая тошноту и пытаясь напомнить себе, что это вкусно. Пока не удалось. Разочарованно проглотил его, впервые ощутив, как тепло бульона добралось до желудка и обволокло его. Обрадованный и чуть повеселевший, отложил новый глоток и спросил, наконец, главное:

— Сколько погибло?

Так-то я пока видел только Седого, Зеленорукого и ещё десяток человек ближе к статуе. Больше никого.

— Девять человек.

Я скрипнул зубами. Много. Очень много. Слишком много для нашей маленькой семьи. Мы просто не можем позволить себе таких больших потерь. Не можем, но уже понесли их.

Седой шевельнулся, заставляя меня моргнуть и вновь сосредоточиться на нём. Он с расстановкой произнёс:

— Ты не должен считать меня или Рутгоша виновным в этом, — я молчал, и Седой продолжил. — Это место было закрыто от идущих все эти годы. Никто и подумать не мог, что в одном месте зародится сразу пять сердец.

Я всё же заговорил, не мог не спросить:

— Зародиться? Они не были созданы здесь Древними?

— Нет, — твёрдо ответил Седой, уловив в моём взгляде сомнение, повторил. — Нет. Поверь мне. Если я скажу, что Орден второй из знатоков Древних, их ловушек и сооружений, то во всей Империи придётся поискать тех, кто осмелится сказать, что они первые. Древние были могущественны, они создали Великие Барьеры, духов и прочее, но они не умели создавать Сердца Стихии по своему желанию. А если и умели, то делали бы внутри тренировочных формаций, а никак не посреди дороги к городу.

Я ухватился за это слово.

— Дороги? Древним не нужны были дороги.

— Хорошо, — вздохнул Седой. — Выражусь по-другому. Древние точно не создавали Сердец Стихии в месте, чьё предназначение — позволить гостям любоваться природой, горами и городом.

— Что?

Седой повёл рукой:

— Это место было сделано сотни лет назад для гостей города. Площадка, куда вёл Путь, статуя основателя города или клана, чтобы подчеркнуть величие, не более.

Зеленорукий добавил: