Отречение царя от престола положило конец старому режиму и, таким образом, явилось революцией. Но передача суверенитета новому Временному правительству была более или менее стандартным результатом отречения царя от престола и, таким образом, не привела к образованию нового государства. Все партии революционной коалиции, за исключением большевиков, ожидали и выступали за избрание Учредительного собрания. Это собрание должно было учредить новое государство, разработав конституцию, которая одновременно легитимировала бы его правление и определяла бы порядок послереволюционного урегулирования. Однако выборы в Учредительное собрание неоднократно откладывались Временным правительством. В итоге они состоялись 25 ноября, вскоре после большевистского восстания, и прошли неудачно для большевиков. Они избрали чуть менее четверти из 704 делегатов, в то время как их главные соперники - социалисты-революционеры - получили почти 60% голосов.
Если бы Учредительное собрание было допущено к разработке конституции, то оно стало бы законодательным собранием, завершающим "демократический" революционный путь.
Однако большевики не собирались допускать Учредительное собрание к разработке новой конституции. Чисто инструментальная причина отказа от созыва собрания была очевидна: партия контролировала Советы, большую часть армии и флота, город Петроград (в котором должно было состояться собрание), а также важнейшие посты в министерствах. Учитывая, что они уже провозгласили собственную революцию и теперь обладали большей частью власти в российском государстве, Учредительное собрание представляло собой не что иное, как угрозу их правлению. Однако доктринальное обоснование отказа большевиков от Учредительного собрания все же проливает свет на понимание партией социального назначения нового российского государства.
Большинство доктринальных принципов, на которых строилась стратегия партии, исходили, конечно, от Ленина. Если в марте Россия еще не была готова к коммунистической революции, то к концу октября, по мнению Ленина, условия были более чем благоприятными. За этот короткий промежуток времени экономическая база России, конечно, существенно не изменилась, так что это созревание практически не имело отношения к фундаментальным материальным предпосылкам коммунистической революции. Но изменилось отношение российских масс, что укрепило партию большевиков не только на улицах, но и в Советах, на заводах, в армии. Таким образом, существовала связь между общественным мнением (демократией) и стратегией партии: первое легитимизировало и поддерживало второе. Излагая новую земельную политику партии на II Всероссийском съезде Советов через день после захвата власти, Ленин объяснил ее доктринальную неортодоксальность следующим обстоятельством: "Как демократическое правительство, мы не можем уклониться от решения народных масс, хотя бы мы и не были согласны с ним". Даже придя к власти, большевики "первые жизненно важные шаги режима были сделаны ... под знаменем не социализма, а демократии".
Ленин хотел отложить выборы в Учредительное собрание, но его решение было отклонено партией. Когда результаты выборов показали массовое поражение, большевики задумались о подавлении Учредительного собрания путем отказа от его созыва. Николай Бухарин выступал против подавления, поскольку, по его словам, "конституционные иллюзии еще живы в широких массах". Однако он выступал за изгнание кадетов и достаточного числа других членов Учредительного собрания.
26 декабря 1917 г. Ленин анонимно опубликовал в "Правде" свои "Тезисы об Учредительном собрании", в которых проанализировал захват власти большевиками в предыдущем месяце и пришел к выводу, что Учредительное собрание теперь является анахронизмом. Поскольку "Учредительное собрание есть высшая форма демократического принципа" в "буржуазной республике", то поддержка партией Учредительного собрания при царском самодержавии была "вполне законной".
Однако после свержения царя и прихода к власти буржуазного правительства большевики обоснованно настаивали на том, что "республика Советов является более высокой формой демократического принципа, чем привычная буржуазная республика с учредительным собранием", и, по сути, "единственной формой, способной обеспечить наименее болезненный переход к социализму". С одной стороны, после перехода от царского самодержавия к парламентской демократии исторической миссией "революционной социал-демократии" стало воплощение диктатуры пролетариата (в лице большевистской партии). Наиболее эффективно это воплощение могло быть осуществлено через органы Советов, когда массы осознают реальную расстановку классовых сил и возможность революции. С другой стороны, эти события способствовали правильному пониманию буржуазией и ее агентами - кадетами - своего классового положения. Их вполне обоснованная и ожидаемая враждебность большевистской революции исключала "возможность разрешения наиболее острых вопросов формально демократическим путем".