Основание современных государств

Мы начнем с лидера революционной элиты, поскольку изучение этой роли во многом определяет отношения между элитой и трансцендентной социальной целью, заложенной при ее основании. Наиболее значимыми параметрами, по которым можно сравнивать трех лидеров, являются их относительная доктринальная ошибочность и их отношение к революционной элите в целом. Ленин, например, безусловно, считался главным лидером большевистской партии, но он не считался непогрешимым проводником ни в принятии тактических решений, ни в доктринальной интерпретации. Отчасти, но не полностью, его отношение к партии было его собственной заслугой, поскольку он настаивал на том, что авангардная (большевистская) партия является коллективным хранилищем "правильного понимания" марксистской доктрины. Отдельные люди (включая самого Ленина) могли ошибаться, но партия как коллектив - нет. Приняв решение, отдельные люди должны были подчиниться ему или выйти из партии. Леон Троцкий утверждал, что "не случайно... большевистская партия имела гениального вождя" во время революции, поскольку "революционер ленинского склада и широты мог быть вождь только самой бесстрашной партии, способной довести свои мысли и действия до логического конца". Однако без "партии Ленин был бы так же беспомощен, как Ньютон и Дарвин без коллективного научного труда". Таким образом, совершение революции было выработкой науки, в которой, продолжает Троцкий, "большевистское руководство и без Ленина нашло бы правильную линию действий, но медленно, ценой трений и внутренней борьбы". Таким образом, при создании Советского государства именно большевистская (вскоре коммунистическая) партия была слита воедино. Ленин, как первый среди равных, был просто членом этой партии.

Аятолла Хомейни, напротив, был непогрешим, поскольку был избран Сокровенным Имамом в качестве его земного эмиссара. Однако непогрешимость Хомейни теоретически ограничивалась теми политическими решениями, которые непосредственно влияли на духовное здоровье и чистоту религиозной общины. Другие вопросы, такие как прокладка канализационных труб или управление финансовой системой, считались техническими, которые, при любом грамотном решении, могли быть сопряжены с ошибками и в любом случае были ниже достоинства аятол-лаха. В духовных же вопросах Хомейни был непогрешим. Отношения аятоллы с революционной элитой были сложными. С одной стороны, клерикалы, поддержавшие иранскую революцию, сами были "экспертами" в духовных вопросах (об этом свидетельствуют их титулы в конституционном собрании). Когда они писали конституцию Исламской Республики, то, по сути, ссылались на этот опыт, возлагая на себя основную ответственность за выбор следующего Верховного лидера (выбор был обусловлен возможностью того, что Бог и Сокровенный Имам определили одного из них на эту роль).

С другой стороны, если Верховный лидер был определен, то противостоять ему в духовных вопросах не имело никакого оправдания, так как он исполнял только волю Бога. Однако отношения Хомейни с революционной элитой осложнялись тем, что многие духовные лица присоединились к революции, не разделяя в полной мере его доктринальную трактовку роли Верховного лидера в новой исламской республике. Некоторые из этих диссидентов были вычищены из духовенства, другие замолчали. Но отсутствие среди духовенства консенсуса по доктринальным вопросам или обязательства следовать трактовке Хомейни (как только она стала известна) означало, что идеологический разброс среди духовенства был гораздо больше, чем среди большевиков. С этой точки зрения основание Исламской Республики - инстанция, в которой аятолла Хомейни лично, в отличие от слабо детерминированной революционной элиты, выступал в качестве толкователя воли народа (или, что то же самое, воли Бога). Те духовные лица, которые были лояльны Хомейни, были инкорпорированы в основном в виде необычайно многочисленной личной свиты.