К чему все это? Чтобы горстка семей захватила монополию над всей Европой. История не знает худшей шайки настоящих преступников, чем наши князья. С юридической точки зрения, почти все они должны были находиться в тюрьме. Однако здравомыслящий, рассуждающий человек увидит сегодня в таком развитии благо. В результате концентрации политической власти вокруг небольшого числа центров образовались большие, сильные нации: та сила и та величина, в которой участвует каждая отдельная личность. И когда эти несколько монархов сломали всякую иную власть, они остались одни. Теперь большая народная община была в состоянии требовать свои права, в результате стала возможна такая степень индивидуальной свободы, какой не знали прошлые времена. Монарх стал (хоть и несознательно) кузнецом свободы. Безмерное честолюбие отдельной личности пошло на пользу всем, политическая монополия очистила путь политической кооперации. Значение этого развития — далеко еще не законченного — проясняется при сравнении его с ходом развития имперского Рима. Мы видели как там все права, все привилегии, все свободы постепенно из рук народа, создавшего нацию, перешли в руки одного отдельного человека.393
Германцы прошли обратный путь: они выбрались из хаоса народов благодаря тому, что временно объединили сумму власти в немногих руках. Теперь все требуют своего обратно: права и справедливости, свободы и как можно большей вольности для каждого отдельного гражданина. Монарху уже сегодня во многих государствах присуще только геометрическое значение: он является центром, из которого можно провести окружность. Намного запутаннее складываются обстоятельства в экономической области и, кроме того, они еще далеко не созрели так, как политические, но думаю, здесь можно видеть аналогию. Здесь действует тот же человеческий характер. У финикийцев капитализм привел к обязательному рабству, у нас, нет, наоборот: он приносит твердость, как становление королевства принесло твердость, но является повсюду предвестником коммунистических движений и успехов. В коммунистическом государстве китайцев царит животное однообразие, у нас мы видим, как из крепкой общности появляются сильные индивидуальности.Кто потрудится изучить историю нашего ремесла, нашей мануфактуры, нашей торговли, повсюду обнаружит действие этих двух сил. Он везде найдет в основе кооперацию, от замечательного Союза ломбардских городов (за которым вскоре последовал Союз рейнских городов, немецкая Ганза, лондонская Ганза) до эксцентричного, но гениального Роберта Оуэна, который на пороге XIX века сеял семена великолепных мыслей о кооперации, которые лишь теперь начинают медленно всходить. Мы увидим повсюду и во все времена инициативу индивидуума, вырвавшегося из-под давления общности как творческий, новаторский элемент. Как купцы, не как ученые, отправлялись в свои путешествия первооткрыватели, такие как Марко Поло, в поисках золота Колумб открыл Америку, освоение Индии (как сегодня Африки) есть дело капиталистов, работа рудников повсюду стала возможна благодаря передаче монополии предприимчивым личностям. Во время великих промышленных открытий в конце XVIII века отдельная личность должна была всю свою жизнь бороться против общности и без помощи независимого, жаждущего прибыли капитала погибла бы. Связь здесь бесконечно многообразная, потому что обе движущие силы всегда действуют вместе, а не просто сменяют друг друга. Так, мы видели Фуггера, который, едва освободившись от давления гильдии, добровольно вступает в связь с другими. Вновь и вновь, в каждом столетии, когда собираются большие капиталы (как во второй половине девятнадцатого), мы наблюдаем образование синдикатов, т. е. особой формы кооперации. Тем самым один капиталист отнимает у другого всякую индивидуальную свободу, сила, власть отдельной личности гаснет и затем она прорывается в другом месте. С другой стороны, собственно кооперация нередко с самого начала имеет свойства и цели определенной индивидуальности: особенно наглядно это видно на примере Ганзы в период ее расцвета и там, где нация принимает политические меры для защиты экономических интересов.
Крестьяне и крупные землевладельцы