Основания девятнадцатого столетия

Центром политического развития Европы с 1200 по 1800 годы является Реформация. Она имеет похожее значение для политики, как имело введение принудительной исповеди синодом 1215 года для религии. Через исповедь (не только больших, всем известных и раскаянных грехов, как раньше, но ежедневных, тайно доверенных священнику проступков) рим­ской церкви было навязано двойное, все более удаляющее ее от Евангелия Христа направление: с одной стороны, ко все более безусловному господству священников, с другой стороны, ко все большему ослаблению внутреннего религиозного момента. Прошло едва пятьдесят лет после этого ватиканского синода, и уже стали учить: для таинства исповеди не требуется раская­ния сердца (contritio), достаточно страха перед адом (attritio). Религия стала полностью внешней, отдельная личность полно­стью отдана во власть священника. Принудительная исповедь означает полную жертву личности. Против этого протестовала совесть многих серьезных людей во всей Европе. Но лишь реформаторская деятельность Лютера преобразовала это рели­гиозное брожение, пронизывавшее уже несколько веков христианство,⁴¹⁸ в политическую силу, а именно что она многие религиозные вопросы преобразовала в один церковный вопрос. Лишь таким образом стало возможным сделать решительный шаг к освобождению. Лютер прежде всего политический ге­рой, это необходимо знать для его правильной оценки, для по­нимания его выдающегося места в истории Европы, поэтому эти замечательные, многозначительные слова: «Итак, дорогие князья и господа, вы спешите со мной и другими бедными людьми к смерти; и когда это произойдет, то вы выиграете. Если бы вы имели уши, чтобы слышать, я хотел бы сказать вам нечто странное. Как, если бы жизнь Лютера значила перед Бо­гом так много, что где бы он ни жил, никто из вас не был бы уверен в его жизни или господстве, и что его смерть была бы несчастьем всех вас?» Какая политическая проницательность! Потому что жизнь князей, которые не подчинялись безусловно Риму, подвергалась опасности, что часто подтверждалось впо­следствии. То, что другие не имели независимого господства, согласно римскому учению, и не могли его иметь когда-либо, неопровержимо показано в восьмой главе на основании не только многочисленных папских булл, но и неизбежных по­следствий из имперско-теократических предпосылок.⁴¹⁹ Если дополнить приведенное место многими другими, где Лютер подчеркивает независимость «светского правления» и полно­стью вырывает его из иерархии божественно назначенного, где он хочет «искоренить духовное право от первой буквы до по­следней», то становится понятной политико-национальная природа его реформации. Так, например, в другом месте он го­ворит: «Христос не делает князей или господ, бургомистров или судей, но приказывает разуму. Последний действует с внешней стороны, тут должна быть власть».⁴²⁰ Это прямая про­тивоположность римскому учению, согласно которому каждое светское общественное положение — будь то князь или раб — каждая профессия — будь то учитель или доктор — рассматри­вается как церковная должность (см. с. 672 (оригинала. — Примеч. пер.)), и где монарх прежде всего правит по заданию Бога, но не разума. Наверное, вместе с Шекспиром здесь можно вос­кликнуть: «О, политик, ты еретик!» Завершается это политиче­ское здание постоянным подчеркиванием немецкой нации в отличие от «папистов». К «дворянству немецкой нации» обра­щается крестьянский сын с призывом против чужаков, но не из–за той или иной догмы, но в интересах национальной неза­висимости и свободы личности. «Пусть не хвалятся папа и его приспешники, что они оказали благодеяние немецкой нации, дав ей Римскую империю. Во–первых, потому, что они ничего хорошего нам не желали при этом, но использовали наше про­стодушие, с другой стороны, потому что папа не нам, но себе самому хотел присвоить императорство, чтобы подчинить себе всю нашу силу, свободу, имущество, тело и душу, а через нас (если бы Бог не воспротивился) весь мир».⁴²¹ Лютер — первый человек, который полностью осознаёт значение борьбы между империализмом и национализмом, остальные только подозре­вали об этом и либо, как образованные бюргеры большинства немецких городов, ограничившись религиозной темой, чувст­вовали и действовали здесь как немцы, не признавая, однако, необходимости церковно-политического мятежа, или же они возводили на щит высокие, смелые планы, как Зикинген и Гут- тен, из которых последний считал своей целью «разрушить римскую тиранию и поставить цель болезни», но у которых от­сутствовало понимание основ, которые необходимо было зало­жить, чтобы объявить войну такой прочной крепости, как Рим.⁴²²

Напротив, Лютер, призывая князей, дворянство, бюргерст­во, народ к борьбе, не ограничивался восстанием против Рима, в то же самое время он дарит немцам общий, связывающий их всех язык и охватывает собственно политическую организа­цию по двум пунктам, которые были решающими для будущ­ности национализма: Церковь и школа.