Основания девятнадцатого столетия

Джон Фиске, известный создатель истории открытия Аме­рики, в своем богатом идеями дарвинистском произведении «The destiny of Man, viewed in the light of his origin»²⁵⁹ пишет: «Борьба за существование произвела совершенное произведе­ние творческой силы — человеческую душу». Не знаю, как борьба может быть единственной действующей причиной воз­никновения какой-либо вещи. Это мировоззрение кажется мне несколько чересчур обобщенным, как вся философия эволю­ции. Но настолько лежит на поверхности то, что борьба укреп­ляет силы и извлекает физические и духовные склонности и развивает их упражнениями (этому учит древний Гомер наших детей), что я не хочу пока спорить. Далее Фиске говорит: «Не­прерывная борьба привела к развитию высших форм органиче­ской жизни» (с. 95). Хорошо, примем это. Но что делает прогресс? Логично предположить, что прогресс состоит в уве­личении массовых убийств или по крайней мере обусловлен ими — подтверждения чему могли бы дать некоторые явления нашего времени. Но это далеко не так! У Фиске есть преиму­щество перед такой доморощенной логикой, потому что он знает не только происхождение, но и назначение человека. Он говорит: «При более высоком уровне эволюции борьба за су­ществование прекращает быть решающим фактором... Это в высшей степени великолепный факт, нет слов для восхваления подобного изменения». Этот райский мир и есть цель прогрес­са, более того, он в самом прогрессе. Фиске, как очень разум­ный человек, справедливо ощущает, что до сих пор никто не знал, что понимать под этим словом-талисманом «прогресс». Теперь мы это знаем. «Наконец, — говорит Фиске, — наконец, нам стало ясно, что значит прогресс человечества». Но мину­точку! Что должно стать с нашей столь трудно и добросовест­но приобретенной душой? Нам только что объяснили, что борьба за существование «произвела» душу: отныне она будет возникать без причины? Предположим, конек наследствен­ности возьмет ее на свою гостеприимную спину и провезет немного дальше, но не приведет ли это, согласно ортодоксаль­ному дарвинистскому учению, к прекращению борьбы и к вы­рождению произведенного ей,²⁶⁰ так, что наша душа как простой «rudimentary organ» (сравнимый с известным копчи­ком у человека) со своей бесполезностью станет предметом удивления для будущих Micromegas? И почему, если борьба произвела такое прекрасное явление, она должна прекратить­ся? Ведь не из простой сентиментальности и боязни крови? «Смерти в бою, — сказал капрал Трим и сыграл шутку, — смерти в бою я не сильно боюсь! Иначе я прятался бы от нее в каждую щелку». И под руководством профессора Фиске «на­слаждение видеть, как мы преуспели», я могу надеяться на бо­лее прекрасное, чем то, что предлагает настоящее, и поэтому никогда не соглашусь, что прекращение борьбы означает про­гресс. Именно здесь гипотеза об эволюции случайно наткну­лась на истину — значение борьбы — и было бы неразумно отказаться от нее просто для того, чтобы «стало ясно, что озна­чает прогресс человечества».