В случае гибели командира его обязанности брал на себя Янек. Он понравился мне и внешне, и по характеру: решительный, бесстрашный, волевой. Такой пойдет до конца, не струсит, не предаст в последнюю минуту, а мне другого и не требовалось. В игре, что я задумал, никто не имел права на ошибку, а в награду получал… смерть. Шансов выжить у этих людей практически не было. Спасти пленников они еще могли, а вот штурмовать превращенную в крепость фабрику – вряд ли.
По сути, я обрекал людей на верную гибель. Думаю, они тоже прекрасно понимали, чем рискуют, и добровольно шли на это. В любом случае они должны были умереть. Судьба не оставила им шанса на счастливое избавление. Их везли в Дахау, а они убили охранников и сбежали. За это полагается казнь, значит, сдаться властям они не могут. Им оставалось сидеть в горах и ждать мучительной смерти от голода и холода, а тут появился я и предложил другой способ перехода в иной мир: быстрый, с оружием в руках и с пользой для общего дела. Тоже мне демон-искуситель, блин.
Морально я себя чувствовал архипрескверно. Читать, как люди решают чужие судьбы, – это одно, а самому оказаться в этой шкуре – совсем другое. К тому же Марика запала мне в душу и, кажется, в сердце. Умом я, конечно, понимал, что она годится мне в прабабки, но, видя ее, такую молодую, такую красивую и обалденно сексуальную, я отбросил логику в сторону и просто хотел наслаждаться моментом. Судьба закинула меня во времена ее молодости, следовательно, и она, и я в одинаковых возрастных категориях. И мне плевать, что я родился в конце девяностых этого века, а она в начале двадцатых. Живу-то я здесь и сейчас и любить хочу здесь и сейчас, и какая разница, сколько лет ей будет, когда я издам первый крик от шлепка акушерки в роддоме № 2 города-героя Волгограда.
Эти мысли пришли мне в голову, когда я уже ехал в Берлин. Шофер спокойно посапывал носом на заднем сиденье. Пауль перестарался: дал слишком большую дозу снотворного. Кстати, об этом я не спросил. Где они взяли медикаменты? Наверное, там же, где и все остальное: под сиденьем или в автомобильной аптечке, если они существовали в это время.
Я снова вернулся к мыслям о Марике. Она мне определенно нравилась, и я был не прочь с ней замутить. Война – не помеха. Разве люди не любят в лихую годину? Наоборот, когда смерть подстерегает на каждом шагу, простые радости жизни ценятся на вес золота. Хотя нет, они бесценны! Ведь настоящие чувства нельзя купить, продается только их видимость, да и то не всегда.
Чем больше я думал о девушке, тем больше склонялся к мысли, что обязан ее спасти. Возможно, в этом и крылась моя миссия. А что? Вдруг она должна стать матерью будущего гения?
За окном давно уже проплывали равнины с аккуратными деревеньками и маленькими городками. Цифры на верстовых столбах указывали на близость Берлина. «Опель» без труда обгонял одинокие грузовики и редкие легковушки, обдавал облаками снежной пыли понурых лошадей, запряженных в покрытые брезентом сани.
Все чаще встречались на обочинах передвижные зенитные установки, возле которых возились орудийные расчеты. Спаренные стволы скорострельных пушек зорко вглядывались в низкое небо, наводчики сидели на местах, держа ноги на педалях поворотных устройств, а руки на колесиках маховиков.
В тридцати километрах от немецкой столицы я догнал колонну грохочущих танков. Железные коробки неторопливо плыли по дороге, занимая большую часть полосы. Навстречу двигался пехотный полк. Солдаты громко топали сапогами по стылому асфальту, выбивая искры шипами на подошвах. Места для маневра оставалось не так и много.
Плестись в конце лязгающих гусеницами панцервагенов не хотелось. Ждать, когда закончится серая лента из одинаковых с виду солдат, мне тоже не улыбалось. Я перестроился, взял курс на узкий просвет между железной и живой змеями. «Опель» покатил вперед, громко крякая хриплым сигналом. Прижимаясь ближе к бронеходам, за минуту проскочил узкий перешеек и снова оказался на просторе. Нога автоматически вдавила педаль, белая стрелка быстро поползла по шкале спидометра. Вскоре обе колонны остались далеко позади, а там и вовсе скрылись за поворотом дороги.
За спиной раздался протяжный стон. Я посмотрел в узкий овал зеркала на лобовом стекле. Водитель очухался и теперь сидел, обхватив голову руками.
– Что произошло? – спросил он слабым голосом, глядя в одну точку перед собой.
– Ты потерял сознание.
Я сбросил скорость, повернул руль вправо. «Опель» свернул с дороги и встал на присыпанной порошей гравийной обочине, шумно тарахтя двигателем. В зеркале заднего вида были видны тающие в морозном воздухе белые облака выхлопных газов. Выключив зажигание, я положил руку на спинку пассажирского сиденья и повернулся к шоферу:
– Мы чуть не разбились. Хорошо, серпантин остался позади, а то бы лежали сейчас в пропасти с раздробленными костями или еще того хуже – дымили обугленными тушками. Тут, куда ни глянь, со всех сторон повезло: ты в отключке педаль газа не зажал, «опель» врезался в сугроб, а не в скалу, я машину водить умею.