Последний пункт я упомянул не для красного словца. Года полтора назад, готовясь к военно-исторической реконструкции одного из эпизодов Сталинградской битвы, я где-то вычитал, что во время войны около тридцати процентов командного состава Красной армии не имело навыков управления автотранспортом. Думаю, у немцев с этим дела обстояли не лучше.
– А девушка? Что с ней?
– Какая девушка? – Я так искренне удивился, что сам Станиславский не посмел бы бросить знаменитое: «Не верю!»
Шофер поморщился, массируя виски.
– Ну, та, что на лыжах спасалась от лавины.
– Э-э, голубчик, да ты совсем плох. – Я покачал головой, цокая языком. – Давно медкомиссию проходил? С сердцем, сосудами все в порядке?
– Да, господин штандартенфюрер, в порядке, – кивнул водитель, опять замычал и схватился за виски. Какое-то время он сидел, обхватив голову руками, а потом заговорил: – Медкомиссия этим летом была. Не знаю, что со мной случилось.
– Думаю, это от перемены давления. Горы там, все такое… ну, ты меня понял.
Немец кивнул, но я по глазам видел: ни черта он не понимает.
– Ближе к предгорьям спустились, тут тебя и шарахнуло. Даю отпуск на два дня, отлежись, а потом к доктору. Только не вздумай говорить ему о галлюцинациях, иначе быстро отправят куда следует, а мне толковые шоферы во как нужны. Я чиркнул ногтем по горлу. К счастью, водитель в это время смотрел в пол и не заметил моей оплошности.
Я мысленно приказал себе быть внимательнее в словах и жестах, повернул ключ в замке зажигания. «Опель» вздрогнул и громко зафырчал двигателем. Включив передачу, я мельком глянул в боковое зеркало, вывернул руль и плавно сработал педалями. Колеса зашуршали по мерзлому гравию. Выплевывая облачка белесого дыма, автомобиль вырулил на дорогу и покатил, быстро набирая скорость.
– Приедем в город, я тебя у площади высажу, – сказал я, наблюдая за шофером в зеркало заднего вида. – До казармы сам доберешься. Начальнику гаража скажешь: машина остается в моем распоряжении. Извозчиков мне пока не надо, сам справлюсь. Если у него возникнут вопросы, пусть свяжется со мной по телефону, но лучше ему по пустякам меня не беспокоить. Все понял?
– Так точно, господин штандартенфюрер!
По Берлину ехали молча. Мне говорить не хотелось, шоферу тоже было не до разговоров: он сидел с зеленым лицом и отсутствующим взглядом. Я неторопливо крутил баранку, внимательно глядя по сторонам. За окнами кипела жизнь. Часто попадались смешные двухэтажные автобусы, не такие зализанные с боков, как в Лондоне, а угловатые – будто рубленные топором. Тарахтя моторами, проезжали роскошные «хорьхи», «мерседесы» да «майбахи». Чувствуется столичный дух! Идиллию мирной жизни нарушали военные патрули, колонны марширующих солдат с автоматами за спиной, умело замаскированные орудия ПВО и плавающие в небе черные точки аэростатов заграждения.
Впереди показался ангароподобный павильон Алексан-дерплацбанхов и выбегающая из него стальная река железнодорожной эстакады. «Опель» нырнул в густую тень этого моста. Над головой загрохотало: на вокзал, пыхая паром и протяжно свистя, вкатывался пассажирский состав. Еще несколько метров по прямой, и машина остановилась на углу улиц Кайзер Вильгельм и Дирксенштрассе. Названия, как и в прошлый раз, я почерпнул из табличек на стенах домов.
Справа из залитых багрянцем заката стеклянных боков эллинга торчал хвост железной змеи. Она только что остановилась и теперь отдыхала, с шипением расслабляя стальные мускулы. Слева проскрежетал по путям старый трамвай. Едва он вывернул на Вильгельмштрассе, шофер на заднем сиденье завозился, щелкнул дверной ручкой и издал громогласный рык. Послышались смачные шлепки, будто переспелые фрукты шмякнулись на дорогу. Запахло кислятиной.
Держа руки на руле, я смотрел прямо перед собой, не желая наблюдать за мучениями шофера. С лихвой хватало звукового сопровождения.
Наконец сзади раздалось тяжелое дыхание и прерывистый голос произнес:
– Прошу прощения, господин штандартенфюрер, я все уберу, только, пожалуйста, не наказывайте меня.
Я покосился на зеркало, где маячило зеленое отражение унтершарфюрера. Тот вытер губы рукавом и прикрыл рот ладонью, чтобы неприятный запах не тревожил благородный нюх начальника.
– Вон из машины, – произнес я холодным голосом и так стиснул руль пальцами, что кожа перчаток противно скрипнула.
Повторять не пришлось, водитель выбрался из «опеля», нетвердой походкой пересек улицу и поплелся к казарме, держась ближе к стенам домов.
«Неплохо, Саня, очень неплохо, – мысленно похвалил я себя. – Настоящий германский офицер: холодный, брезгливый и чопорный до отвращения. Продолжай в том же духе – и будет тебе счастье».
Я перегнулся через сиденье, захлопнул дверь и направил машину к особняку.
Глава 8
Дом, как обычно, пустовал. Признаюсь, меня это очень обрадовало: видеть никого не хотелось, особенно баронессу. Перед глазами до сих пор стоял образ польской красавицы. Никогда не верил в любовь с первого взгляда, а зря. Оказывается, она существует и доказательство этому – я сам.