Основной компонент

Городок встретил нас опрятными улочками, свободной от снега брусчаткой и толпами горожан. По узким лабиринтам дорог тарахтели старинные автомобили. Средневековые дома с черепичными крышами тесно жались друг к другу и благодушно взирали глазницами окон с отремонтированных фасадов.

В центре города на вершине холма возвышался древний замок с круглыми башнями флигелей и нацистскими знаменами над конусными крышами. Эти флаги, развешанные повсюду плакаты с портретом Гитлера и германский орел над входом в комендатуру были единственным напоминанием об идущей войне. Ни армейских патрулей, ни марширующих солдат, ни колонн военной техники – ничего.

Местные жители степенно гуляли, здороваясь друг с другом на старинный манер: женщины слегка приседали в полупоклоне, мужчины приподнимали шляпы. Дети катались по льду разделяющей город на две неравные части закованной в гранит речки. Многочисленные магазинчики, лавочки, мастерские ремесленников и кафе заманивали посетителей затейливыми вывесками. На заржавелых от времени цепях с тихим скрипом покачивались жестяные или деревянные часы, сапоги, перчатки, ножницы, кренделя, окорока и даже разрисованные торты.

Марика предложила заглянуть в местное фотоателье. Седой фотограф с морщинистым лицом землистого цвета, в черном, лоснящемся на локтях и животе сюртуке, долго колдовал над древним, как и он сам, аппаратом. С головой накрывшись темным покрывалом, он снял крышку с объектива, плавно провел ею по воздуху и, прикрыв глаз фотокамеры, проскрипел дребезжащим голосом:

– Через час будет готово, господин штандартенфюрер.

Счастливая Марика вытащила меня на улицу. В тридцати шагах отсюда на кованом кронштейне покачивалась отчеканенная на листе червленой меди чашка кофе.

– Ох, чего-то так горяченького захотелось, – вздохнула Марика, глядя на меня смеющимися глазами.

– Заглянем? – предложил я, и она потянула меня к двери в кафе.

Серебряный колокольчик мелодично звякнул, когда мы вошли в пропитанное вкусными запахами помещение. У меня сразу потекли слюнки, как и у Марики, впрочем.

Из-за высокой кассы с круглыми кнопками и ручкой на боку выглянуло грушеподобное лицо хозяина с розовой лысиной и полоской редких волос на висках. Щеточка рыжих усов шевельнулась, оголяя в широкой улыбке прокуренные зубы.

– Что будет угодно господину офицеру и его даме?

– Две чашечки кофе и пирожные на ваш выбор, – высокомерно ответил я, помогая Марике снять пальто. Чуть позже я скинул с себя шинель и фуражку, повесил на вешалку возле двери.

– Сию минуту! – поклонился хозяин и попятился к входу в служебное помещение. Нитяные шторы зазвенели трубочками из цветного стекла, когда толстяк раздвинул их круглым задом и скрылся за прозрачным занавесом.

Мы направились к свободному столику возле окна с ажурной решеткой из витых прутьев. Скатерть из белого льна, серо-зеленые квадраты полотняных салфеток, напротив каждого стула, и плетенная из лозы вазочка с букетом из искусственных подснежников по центру стола манили ощущением покоя и уюта.

Я помог Марике сесть, сам устроился на стуле с выгнутой спинкой и высокими ножками, скользнул орлиным взором по стенам из красного кирпича с вензелями завода-изготовителя, мозаичному полу и редким в этот час посетителям.

Кроме нас, в кафе было еще три человека: дама в синем атласном платье с квадратными плечами, а с ней двое мальчиков лет пяти, судя по одинаковой одежде – близнецы. Дама с детьми, похоже, отмечала их день рождения: малыши за обе щеки уплетали торт с шоколадными машинками и фигурками зверей.

Ждать пришлось недолго. Хрустальный звон занавесок оповестил о появлении в зале хозяина кафе. Толстяк выплыл из-за прилавка с серебряным подносом в руках, составил на стол две чашечки с темной бурдой – судя по запаху суррогатом из цикория, – две тарелочки: одна с «башенкой безе для прекрасной дамы», другая с «кремовым пирожным для господина штандартенфюрера», поклонился и, шаркая кривыми ножками, попятился к кассе.

Мило беседуя, мы провели в кафе полчаса, затем побродили по улочкам, любуясь красотами старинных зданий. Я вполголоса читал ей стихи русских классиков поэзии, она декламировала строфы польских мастеров рифмованного слога. Заглянули к старому фотографу за отпечатанным снимком, на котором статный офицер застыл рядом с присевшей на краешек кресла красивой дамой, и вернулись в горы.

Я попрощался с Марикой возле пещеры и покатил в Берлин, где сразу заглянул в лабораторию. Там давно уже все было отремонтировано и готово к испытаниям новой партии монстров.

За столом, где Валленштайн записывал результаты экспериментов, теперь сидел его ассистент и что-то читал. Услышав хлопок двери, он поднял голову, увидел меня и с радостным возгласом поспешил навстречу.

– Рад видеть вас, господин барон! Как ваше здоровье? Видно, вы сильно тогда ушиблись, раз так долго не появлялись в лаборатории.