Мария Васильевна могла бы крепко задуматься над ангельскими предупреждениями, полученными через своего ученика, могла бы совокупить их к знаниям, полученным на курсах по гуманной педагогике, могла бы изменить всю свою жизнь, но ей мешали самомнение и властолюбие. Они не позволили ей осознать, с чем она столкнулась.
И она поступила по-другому: пересадила мальчика на заднюю парту, хотя делать этого было нельзя, по росту мальчик был маленьким; вызвала маму и велела ей запретить сыну говорить глупости.
Маму вызывала она часто.
Во втором классе, когда прозвала мальчика Никчемным, тоже вызвала маму и предупредила:
– Мальчик ваш пассивный, никогда руку не тянет, чтобы ответить на какой-нибудь вопрос; он необщительный, и у него в классе нет друзей; часто он дерзок, говорит, что на ум приходит… Дети его обозвали Никчемным. Займитесь серьёзно его воспитанием.
Мама заплакала, и чтобы вызвать в учительнице больше внимания и заботы к сыну, открыла тайну: мальчик обладает каким-то странным даром; может, в этом причина, что он такой?
Мария Васильевна такие вещи всерьёз не воспринимала и, конечно, не сочла нужным изменить свои взгляды и отношение к мальчику. Даже наоборот. Однажды, уже в третьем классе, когда мальчик запнулся, декламируя стихотворение, учительница насмешливо сказала:
– Ну как, Никчемный, твой нелепый дар не может спасти тебя?
Мальчик заплакал от обиды, а она как ни в чём не бывало поставила двойку и предупредила:
– Не плакать надо, а мозгами шевелить!
В четвёртом классе мальчик изменился: стал защищать себя и других от нападок и издевательств учительницы, озвучивать её мысли и т. п.
Одноклассники вспоминали: вызвала Мария Васильевна к доске Петю и велела решить математическую задачу самостоятельно. Мальчику было трудно, он ошибался, а учительница ругала его за каждую ошибку, обзывала тупицей. Наконец поставила ему в дневник двойку.
– Мария Васильевна, – произнёс вдруг Ник, и дети обернулись в его сторону, – двойку надо ставить не ему, а себе. Вы вчера очень плохо объяснили нам это правило, Петя не понял, и другие тоже не поняли. Не будете же всем нам двойки ставить. Вам лучше заново и толково объяснить.
Мария Васильевна такого не ожидала. Она побледнела.
– Ты слишком много себе позволяешь, Никчемный. Стань в угол! – закричала она.
Ник занял место в углу лицом к стене и сказал невозмутимо:
– Была бы справедливость, в углу вместо меня должны были бы стоять вы…
Когда в очередной раз учительница обозвала мальчика Никчемным, он при всех одноклассниках поставил учительнице условие:
– Я обращаюсь к вам «Мария Васильевна», потому что вас так зовут. Ко мне надо обращаться если не «Ник», то хотя бы «Николай», потому что это моё имя. Если и впредь вы будете обзывать меня «Никчёмным», тогда я тоже буду обзывать вас так, как дети вас обзывают…
Мария Васильевна, задетая очередной дерзостью мальчика, имела неосторожность спросить:
– А как меня обзывают?
– Вы действительно хотите знать? – спросил Ник.
– Как же меня обзывают? – произнесла она с угрозой.
– Вас дети давно обзывают Злюкой. Так обзывали вас ваши прежние ученики. От них мы и узнали.
– И вы зовёте меня Злюкой?!
Это тот случай, когда учительница могла бы заплакать перед детьми от досады, от сожаления, от чувства покаяния. Извиниться перед всеми, обещать, что с этой минуты всё изменится. Но она процедила сквозь зубы:
– А какой мне быть перед такими гадкими, как вы? Этого ещё мало… Вы ещё не знаете меня!
Я думаю, вы понимаете, уважаемые коллеги, что такие отношения учительницы со своими учениками, и в частности с Николаем, ни к чему хорошему привести не могли. А таких грустных воспоминаний у бывших учеников Марии Васильевны было много.
Я вам уже говорил об одном свидетеле трагического события – пожилом человеке с собакой. Потом он пригласил старика-мечтателя пожить у него.
Знаете, кем он оказался?
Мужем Марии Васильевны!
–
–
– Я узнал, как она вышла замуж и как развелась.
Они прожили вместе всего полгода.
Муж – Сергей Сергеевич, инженер-строитель, добрейшей души человек. Он познакомился с немолодой уже учительницей в метро. Вскоре они поженились. Но потом Сергей Сергеевич столкнулся с её грубой натурой и попытался помочь ей измениться.
«Машенька, – говорил он ей, – тебе это ничего не стоит – быть ласковой, открытой, доброй, сердце у тебя прекрасное. Зачем колкости говорить, быть недоверчивой к людям?» Он советовал ей полюбить детей. «Они помогут тебе избавиться от грубости», – говорил он ей.
«Родим ребёнка», – упрашивал он.
Она наотрез отказывалась иметь детей.
Муж тем не менее верил, что в конце концов она поймёт, каких благ и радостей лишает и себя, и других, особенно своих учеников, своим грубым нравом.
Но вот настал день, когда она оставила ему записку: «От твоей липкой доброты меня тошнит», – и вернулась в свою однокомнатную квартиру.
В тот же день с ней произошло неприятное событие. Придя в класс, Ник, взглянув на неё, встал из-за своей парты и подошёл к ней.
«Чего тебе?» – недовольно спросила она.