Основы гуманной педагогики. Книга 5. Учитель

Перерыв. Диалог юной коллеги с мэтром

Все в спешке покинули овальный зал.

Остались трое: молодая учительница, старый учитель и «философ».

Молодая учительница держала перед собой открытую книгу, но не читала. Лицо у нее было озабоченное, видимо, она находилась под впечатлением от того, что происходило на педсовете. «Философу» показалось, что перед ней возник огромный вопросительный знак, требующий от нее ответа на вопрос: «Как быть?»

Старый учитель – с пятидесятипятилетним стажем. Он был реликвией, один такой в школе. Его уважали, почитали. Шутка ли – выдержать полвека с лишним в аду: каждое поколение детей хуже предыдущего, все сложнее и сложнее становится работать в школе. Полвека борьбы с учениками: учиться они не хотят, а надо учить; слушаться не хотят, а надо принуждать; против их воли надо чеканить из них людей. Он начал этим заниматься с середины пятидесятых годов прошлого века; будучи еще студентом, молодым членом партии. Честно исполнял директивы и постановления партии, постоянно реформировал и обновлял школу: то приводил ее в соответствие с требованиями жизни, то прививал ей производственный труд, потом боролся против буржуазных отклонений в образовании и так называемого новаторства. Потом пришла полоса гласности и «большей свободы и демократии» в стране. На этом этапе он чуть растерялся, гласность и демократию он не мог укладывать в образовательный процесс. Далее наступил «развал Советского Союза», что вызвало в нем трагические переживания, и так он вошел в эпоху капитализма, которая по-своему, со своим капиталистическим уставом начала закручивать гайки в образовании. Его педагогическое сознание во все эти бурные десятилетия раскачивалось, но он нашел свой принцип, который, оказывается, был одинаково пригоден при всяких общественных формациях – это учительская власть, педагогический авторитаризм. Сколько ни говори о свободе, демократии, капиталистическое сознание расчетливо; образование превращается в рынок: учителя – это нанятые продавцы (можно и так сказать – менеджеры) знаний; родители, общество – это покупатели. Учителя продают свою услугу: готовить детей в течение одиннадцати лет для сдачи единого государственного экзамена. Есть заказ на воспитание нравственности от общества, от государства? Нет такого заказа, за воспитание никто не платит. А там, где нет воспитания, обязательно будет принуждение. Каким был, таким и остался старый учитель: убежденным сторонником силовой педагогики. Он здесь, в этой школе, где он трудится со дня ее основания – мэтр, вокруг которого – большинство учителей. Но он не один такой в огромной стране: в каждой школе есть свой мэтр и свои устойчивые принципы авторитаризма. Классическая педагогика, гуманная педагогика, педагогика сотрудничества и сотворчества, педагогика добра и любви – все это для метров из мира нереальности.

«Философ» наблюдает за старым учителем: держит сигарету, хочет покурить, но он дисциплинированный – знает, в овальном зале даже ему нельзя курить, а выйти и найти в школе место, где покурить, лень. Он крутит сигарету в пальцах, она крошится, и «философу» кажется, что то же самое происходит с его мыслями: его преданность принципам проходит испытание.

Юная коллега откладывает книгу, встает, пробирается между стульев и подходит к старому учителю. Она, наверное, воспользуется случаем поговорить с мэтром, задаст вопросы, наполнится опытом, предполагает «философ». Когда же еще она найдет подходящий случай. Овальный зал резонансный, потому до «философа» доходят слова и фразы, практически весь разговор, и он по обычаю подключается к соразмыслию с ними и «зарисовывает» картину с натуры.

– Можно, уважаемый учитель, задать вам несколько вопросов?

– А вы кто, тоже учитель?

– Да, год тому назад…

– А, начинающий, значит…

У нее один год педагогического стажа, у него – 55 лет!

Какая разница!

Кому завидовать – ей или ему?

И в какую же сторону он её потянет, если, конечно, она послушается его, ибо у начинающих учителей тоже есть свои нравы и убеждения, только пока еще мало подкрепленные.

– Я прохожу первые испытания со своими учениками. Думала, что дети ждут меня такой, какая я есть. Воображала, что поведу их к вершинам знаний и нравственности, что они с радостью последуют за мной. Но столкнулась с непонятными обстоятельствами. Мне кажется, что ученики ставят условия, но какие, они не говорят, а я понять не могу. Иногда подхожу к черте разочарования. Может быть, надо успеть, пока еще не поздно, уйти подальше от этого образовательного хаоса и найти работу там, где жизнь спокойнее и зарплата достойнее. Или, может быть, надо набраться смелости и испытать себя до конца, ибо в моем воображении теплится идея, что образование – это Божий промысел, а учитель – соработник у Бога. Я на грани выбора. Скажите мне сперва, уважаемый учитель, надо ли мне терзать себя вопросом: насколько я есть Человек, чтобы иметь право учить и воспитывать детей?