Основы языческого миропонимания

Я уже упоминал выше, что облик души-призрака был не вполне определенным, поэтому она не имела предметного, ассоциативного названия. Манси называли ее, как и первую душу, «ис-хор» («душа-тень»), когда она являлась в образе человека, и именовали «ис-хор-уй» («душа-тень-птица»), когда она принимала обличье птицы.

Нередко для обозначения рассматриваемой души манси и ханты применяли термин «урт». Возможно, так называлась душа-призрак воинов-богатырей и особо почитаемых шаманов. Слово «урт», «орт» у обских угров нередко входило в состав сложных богатырских и шаманских имен и означало «князь», «богатырь», «дух». Скорее всего, «урт» — это привилегированная душа-призрак, удостоенная после смерти статуса духа.

Многоракурсность и социальная неоднозначность души наблюдается и у других сибирских народов. Так, «кут» («душа») у алтайцев применительно к ребенку называлась не «кут», а «умай», а вышедшая из тела и не вернувшаяся в него «кут» переименовывалась в «юла» (Потапов А. П., 1991. С. 42). По А. В. Анохину, термин «кут» использовался как для обозначения души вообще, так и для наименования светлой души «юла». Темная душа называлась «сяна», но после смерти человека ее именовали «узут» (Анохин А. В., 1924. С. 19–20).

Этапная, ситуационная и социальная «градуированность» одной и той же души (в данном случае души-призрака, или второй души, по В. Н. Чернецову) не раз вводила ученых в заблуждение, заставляя принимать единство за множественность, что, собственно, и явилось одной из причин констатации мнимой множественности душ.

Манси считали, что душа-призрак, попав в Нижний мир, жила там столько, сколько человек на Земле, к концу жизни всё более уменьшаясь, вплоть до полного исчезновения. По представлениям хантов, душа-призрак претерпевает в Нижнем мире обратное развитие — от взрослого состояния к младенческому, после чего на Земле рождается новый человек.

Похоронные ритуалы, связанные с посмертным устройством души-призрака, всячески подчеркивали, что у живых и мертвых разные пути, которые не должны совпадать. Ненцы, ханты, манси, селькупы и др. выносили покойника не через дверь, а через окно или специально проделанное в стене отверстие — в ту сторону, где находился Нижний мир (обычно на север или на запад). Ненцы, возвращаясь с кладбища, двигались спиной вперед и, сев в нарты, ехали не по старому следу, а параллельно ему. Кеты уходили от захоронения, не оглядываясь назад; последний в процессии должен был положить поперек тропинки палку, которая как бы преграждала умершему путь обратно к людям. У чукчей при возвращении с похорон распорядитель («защитник») проводит позади идущих снегоотбивалкой черту поперек дороги, символизирующую бездну или глубокую реку. Рядом оставляет один или несколько камешков, означающих крутые горы. «Кроме того, при нем находится маленькая чашка и пучок травы, употребляемые при смывании покойника; то и другое он зарывает в снег. Чашка превращается в море, а трава в непроходимую чащу» (Богораз-Тан В. Г., 1939. С. 188).

Основная масса могильного инвентаря, равно как и погребальная пища, помещалась в могилу с целью снабдить покойника (его душу-призрак) «дорожным» запасом на период путешествия в страну мертвых — опасного и весьма продолжительного. У карагасов путь до Нижнего мира длился три дня. Поэтому родственники клали в могилу трехдневный запас пищи — три заварки чая, три куска лепешки и некоторое количество табака (Васильев В. Н., 1910. С. 75). Чукчи, помимо посуды, хозяйственно-бытового инвентаря и пр., снабжали покойника тремя небольшими мешочками с провизией.

С покойником, исполнявшим при жизни особые производственные или социальные обязанности (кузнецом, шаманом, вождем и др.), кроме «дорожных» вещей, обычно клали знаки профессионального, культового или социального достоинства. Нередко, пользуясь «оказией», поручали покойному доставить в мир мертвых посылку для ранее умерших сородичей. Остяки «иногда с одним покойником кладут лишний запас платья с тем, чтобы он передал его по назначению тому или иному из ранее умерших» (Поляков И. С., 1877. С. 64). С погребаемым чувашом, сообщает А. Вышеславцев, клали, кроме всего прочего, «различных снедей и при прощании просили передать все это в подарок прежде умершим родственникам» (Вышеславцев А., 1886. С. 275). Вместе с тем класть с покойником могильное имущество, подаренное богатыми людьми, было не принято: все равно его отберут на том свете покойные родственники дарителя (Богораз-Тан В. Г., 1939. С. 185).