Основы языческого миропонимания

Языческое восприятие динамики Мира исходит (скорее стихийно, чем осознанно) из трех сущностных вселенских смыслов:

1. Все движется, все изменяется (суть процесса),

2. Все движущееся стремится к достижению некоего равновесного состояния (цель процесса),

3. Любое равновесное состояние эпизодично, относительно или даже эфемерно (парадокс процесса).

Впервые, насколько мне известно, эти три смысла были концептуально выражены великим древнегреческим философом Гераклитом. Первый смысл («все движется, все изменяется») Гераклит с формулировал так: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». Мудрость этого изречения состоит в том, что процесс здесь понимается не просто как развитие по восходящей линии (вперед и выше), а неизмеримо шире — как движение вообще, как изменение вообще.

Еще одной заслугой Гераклита — может быть, самой важной, — является обоснование им закона единства противоположностей. В его толковании движение — это процесс подавления одной противоположности другою, а покой есть не что иное, как чисто умозрительный равновесный момент, не существующий в действительности.

Гераклит раскрыл регулирующую функцию противоположностей, так называемую эна(н)тиодромию, в соответствии с которой динамика Мира идет «встречным бегом». При этом все взаимовстречное переходит в свою противоположность: добро — в зло, зло — в добро; свет — в тьму, тьма — в свет и т. д. Суть энатиодромии лучше всего выражена в следующем постулате Гераклита: «Одно и то же в нас — живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое. Все это, изменившись, есть то, и обратно, то, изменившись, есть это» (Материалисты древней Греции, 1955. С. 49),

По языческой первобытной логике, для нашего земного мира, призванного быть серединой Мироздания и являть собою контактную зону между вселенским Верхом и вселенским Низом, нет ничего гибельнее односторонней победы в его пределах зла над добром или добра над злом. Кстати, история неоднократно демонстрировала нам, как монополизация или абсолютизация добра приводила к утрате его критериев и оборачивалась великим злом. Вспомним средневековую инквизицию. Казалось бы, что может быть святее «борьбы с Дьяволом»… Но в результате этого «святого» и «богоугодного» дела были замучены и сожжены на кострах миллионы лучших сынов и дочерей человечества.

Или Великая французская революция… Что может быть гуманнее и благороднее лозунга «Свобода, Равенство, Братство»? Но все обернулось вакханалией доносительства, предательства, жестокости и вампиризма. Палачи стали самыми уважаемыми гражданами «свободной» Франции. Для облегчения их труда примитивный топор был повсеместно заменен механизированной гильотиной. Красочно обставленные публичные казни превратились в самое любимое развлечение революционного французского плебса.

Я уже не говорю о Великой Октябрьской революции, с ее посулами построить самое демократическое, самое справедливое и самое счастливое в мире общество. К чему это привело, все мы прекрасно знаем.

Выше речь шла о феномене превращения добра в зло. Не менее показательны примеры обратной трансформации — зла в добро. Все известные в истории человечества самые великие и самые спасительные открытия (изобретение одежды, домостроительства, освоение земледелия, пастушества и др.) произошли в условиях жесточайших экологических кризисов, когда голод, болезни и отчаяние ставили общество на край гибели.

На более мелких локальных уровнях такие превращения почти повседневны. В 1965 г., когда наша разведочная группа появилась в верховьях Кети, большие массивы лесов были уничтожены кедровым шелкопрядом. Лето 1965 г. было очень засушливым и изобиловало лесными пожарами, губительность которых была особенно сильной потому, что после шелкопряда осталось много древесного сухостоя. В результате значительные участки тайги полностью выгорели и количество промыслового зверя сильно уменьшилось. Местные жители существовали, главным образом за счет охоты и в сложившихся обстоятельствах многие из них оказались не у дел. Все говорили, что жить здесь теперь нечем, некоторые собирались переселяться в другие, более благополучные места.

Когда мы появились там вновь несколько лет спустя, то с удивлением обнаружили, что эти готовые исчезнуть селения не только не обезлюдели, но, напротив, стали более многолюдными и вполне благополучными. Оказалось, что после шелкопряда и пожаров в окрестной тайге образовалось много гарей, покрывшихся густой травянистой растительностью, среди которой преобладали медоносы. Появилось много удобных пастбищ и сенокосов. Местное население учло это и в большинстве своём переключилось на пчеловодство и животноводство, которые зарекомендовали себя как очень выгодные, доходные отрасли. Всё произошло по мудрой русской народной пословице: нет худа без добра, а добра без худа.