Основы языческого миропонимания

Как уже говорилось выше, трикстер всегда «переступает» и «нарушает» — иначе говоря, находится в оппозиции к любому миру, в котором он в данный момент пребывает: в мире зла он переступает через зло (т. е. объективно творит добро), а в мире добра — через добро, объективно совершая зло. Так, чукотский Ворон — наиболее архаичный тип трикстера — в своей негативной ипостаси совершает обманы, подлоги, проявляет неоправданную жестокость и непомерную похотливость, глумится над сакральным, нарушает экзогамные нормы и пр., но в других случаях и ситуациях ведет себя как герой-благодетель: похищает у нижних духов спрятанные ими Солнце, Луну и звезды; изобретает рыболовство, создает реки, оленей, китов, птиц, собак (Мелетинский Е. М., 1979).

Подобным же образом ведет себя более поздний тип трикстера — мансийский Эква-Пырищ. Плут, глумитель и обманщик, он время от времени позволяет себе совершать добрые дела: отбирает у хозяина Нижнего мира Солнце и Месяц, делает первую лодку, отрубает у шестиногого лося две «лишние» ноги и тем самым делает его доступным объектом мясной охоты.

Здесь опять-таки необходимо помнить: трикстер делает добро не из любви к добру и не из любви к людям, а из бесовского стремления вывернуть «наизнанку» любую вещь, любое явление, в том числе зло, которое, будучи «вывернутым», становится добром.

Другое дело, культурный герой. Если трикстер в какие-то моменты и при каких-то обстоятельствах может действовать под личиной культурного героя, то культурный герой, как правило, не опускается до клятвопреступления и глумления над святынями, потому что иначе он теряет героический ореол и превращается в обычного трикстера. Здесь нет обратной связи.

Трикстер и культурный герой несопоставимы, поскольку пребывают в разных семантических плоскостях. Если уж говорить о полярности функций, то трикстеру противоположен не столько культурный герой, сколько шаман, являющийся, как уже говорилось, хранителем миропорядка на своей родовой или родоплеменной территории. Трикстер же — колебатель установленного богами миропорядка, нарушитель равновесного состояния добра и зла. В этом, собственно, и состоит смысл его существования. Он — совместное порождение Бога и Дьявола во имя поддержания двойственной и противоречивой сущности Мироздания.

Динамика понятий добра и зла в язычестве не во всем синхронна динамике образа трикстера. В истории не раз бывало так, что носитель добра воспринимался обществом как носитель зла, а гений — как обманщик и еретик. Чаще всего это случалось, когда проводник нетрадиционных идей приходил в Мир слишком поздно (например, Дон Кихот с его архаичным кодексом рыцарской чести) или слишком рано (многие великие ученые, художники, музыканты). В таких ситуациях мудрец, пророк, культурный герой оценивались «неподготовленными» современниками в негативно-еретическом или пародийно-озорном ракурсах.

Образцом подобного восприятия может послужить приводимый ниже пример. Известный сибирский этнограф Ю. Б. Симченко передал содержание своей беседы с чукотским шаманом Вильгиргином о главных евангельских заповедях. Шаман с удивлением спрашивает своего образованного интеллигентного собеседника, что тому нравится в учении Христа:

«— Все, ~ искренне ответил я.

Вильгиргин крякнул досадливо и стал говорить, все более распаляясь:

— Вот говоришь, что учил он: не убей… Если в твою ярангу прибегает лишенный разума, а таких бывает много, и начинает рубить топором твою мать, твоих детей… Значит это доброе дело — дать ему всех убить и самому погибнуть?… Где здесь разум?… Тот, кто убивает просто так, не может жить с людьми. Тот, кто убил, должен сам умереть. Не он давал человеку эту жизнь и не он имеет право ее прекращать… Это глупое учение. А еще глупое учение — если тебя стукнут по голове, то снова ее подставить. Разумный человек по голове бить не станет. А неразумному подставлять свою голову — глупо. Твоя голова нужнее старикам и детям, которые твоя родня… А вот он говорит: не желай женщин…

— Не желай жен друзей своих, — поправил я…

— Еще глупее, — воспрял старик, — как же к тебе будут твои жены относиться, если ты на них внимания не будешь обращать?» (у чукчей до недавних пор брак носил во многом групповой характер) (Симченко Ю. Б., 1993. С. 84–85).