Однако публикация трудов Бахтина на фоне общего изменения умственно-нравственной атмосферы в стране оживила теоретическое сознание литературоведов и критиков, вызвав интерес к изучению жанров. В критике
развилось понятие «романное мышление», которое первым употребил Е. Сидоров. Определяя романное мышление как «синтезирующее художественное сознание», Сидоров пояснял, что романность – это внутреннее свойство произведения, «стягивающее воедино главные проблемы духовной жизни нашего современника»[22]. О целостности романного мышления говорили Б. Анашенков, С. Агабабян, Ю. Смелков, А. Марченко, а непосредственно о романе и его связи с интересом к личности – писатель Д. Гранин, который заметил, что «роман устойчив потому, что выражает потребность широкого познания человека во всех сложностях существования… Романное мышление – это философия человеческого существования…современный читатель жаждет размышлений, открытия духовных высот, нового взгляда на человека»[23]. А. Бочаров подчеркнул мысль о кристаллизующей роли концепции личности в романе. Как бы подтверждая его слова, В. Ковский писал: «Роман всегда являет усложненную концепцию человека и действительности… При этом роман неизбежно должен в чем-то жертвовать собственно эпической проекцией и проникать в неизученные глубины человеческой жизни, в ее связи с историческим процессом иными, чем в эпическом произведении, способами, средствами, приемами»[24]. Сходные обобщения нередки в работах И. Бернштейн, посвященных не только русской, но и другим славянским литературам[25]. Подобные суждения толкали критиков к поискам романных качеств в самых разных произведениях 60—70-х годов XX века, убеждая, что их можно обнаружить в содержательной, смысловой стороне произведения. Эти соображения систематизированы в дискуссии, прошедшей на страницах журнала «Вопросы литературы» под названием «Черты литературы последних лет» в 1975-м (№ 2, 6, 8, 9, 10), 1976-м (№ 1, 3, 5, 6), 1977-м (№1), 1978-м (№ 12) годах.Итак, в XX веке продолжилось теоретико-литературное исследование романа, активизировавшееся во второй половине столетия. Об этом свидетельствуют только что названные критические работы и литературоведческие исследования В. Жирмунского, М. Кузнецова, В. Кожинова, А. Чичерина, В. Днепрова, Г. Поспелова, Е. Мелетинского, М. Андреева, Д. Затонского, В. Одинокова, Н. Тамарченко, Н. Рымаря, Л. Чернец, Г. Косикова, А. Эсалнек, М. Соколянского, Н. Лейдермана, В. Недзвецкого и др.[26]
Многообразие обозначившихся подходов и полученных результатов позволяет заметить нечто общее, чего невозможно избежать в размышлениях о романе.
Многочисленные работы 60—70-х годов, продемонстрировав определенные успехи в изучении жанров, вместе с тем обнаружили «предварительность» итогов рассмотрения, что выразилось в чрезмерной обобщенности и даже абстрактности предложенных жанровых определений. В связи с этим стихийно наметился