Его сюжеты просты и ненадуманны. «В рассказах Чехова, — говорит Горький, — нет ничего такого, чего не было бы в действительности. Страшная сила его таланта именно в том, что он никогда ничего не выдумывает от себя». Он мог бы, как множество других писателей (например, Золя и Мопассан, которыми он, впрочем, восхищался), драматизировать ситуацию. Но патетика ему претила: «Литератор должен быть так же объективен, как химик; он должен отрешиться от житейской субъективности». Он должен садиться писать только тогда, когда «чувствует себя холодным, как лед», когда он знает, что «навозные кучи в пейзаже играют очень почтенную роль» и что «злые страсти так же присущи жизни, как и добрые». <...> Никогда нельзя лгать, а чтобы не лгать, надо следить за собой.
Однажды он сказал Бунину: «Нужно, знаете, работать... Не покладая рук... всю жизнь». И, помолчав, без видимой связи добавил: «По-моему, написав рассказ, следует вычеркивать его начало и конец. Тут мы, беллетристы, больше всего врем... И короче, как можно короче надо говорить». И вдруг: «Очень трудно описывать море. Знаете, какое описание моря читал я недавно в одной ученической тетрадке? «Море было большое». И только. По-моему, чудесно».
А кому-то еще он сказал: «Нужно всегда перегнуть пополам и разорвать первую половину. Я говорю серьезно. Обыкновенно начинающие стараются, как говорят, «вводить в рассказ» и половину напишут лишнего. А надо писать, чтобы читатель без пояснений автора, из хода рассказа, из разговоров действующих лиц, из их поступков понял, в чем дело... Все, что не имеет прямого отношения к рассказу, все надо беспощадно выбрасывать. Если вы говорите в первой главе, что на стене висит ружье, во второй или третьей главе оно должно выстрелить».
Из требовательности к себе и стремления писать только правду, даже «научную правду», Чехов в последние годы безжалостно сокращал свои произведения.
— Помилуйте, — возмущались друзья. — У него надо отнимать рукописи. Иначе он оставит в своем рассказе только, что они были молоды, влюбились, а потом женились и были несчастны. Он отвечал:
— Послушайте, но ведь так же оно в сущности и есть.
Однажды он сказал: «Если б я был миллионером, я писал бы произведения величиной с ладонь»[66]
.По существу, все, что сказано здесь о подходах Чехова к рассказу, применимо к нашей теме о подходах к журналистскому произведению, к супертребовательному само-редактированию.
Работать должно каждое слово, текст должен быть связан нерасторжимыми внутренними узами, и тогда не возникнет никакой проблемы последнего абзаца. Он напишется сам собой.
3.4. Штампы и стереотипы в журналистских произведениях
Штампы в журналистской речи, устной и письменной, — это беда или удача? Или норма? Как их распознать? Надо ли знать штампы? Можно ли обойтись без штампов? Стоит ли с ними бороться? Откуда они вообще берутся? Следует ли ими пользоваться? Почему оценку вроде «его речь заштампована» мы воспринимаем как однозначно негативную?
Некоторые журналисты полушутливо говорят, что штамп — это минимально энергозатратная форма выражения общепринятой лжеистины, а задача журналистики — сделать лжеистины общепринятыми.
Канадский ученый Ганс Селье, автор терминов стресс и дистресс, полагал, что стресс бывает как положительным, так и отрицательным, но жизнь человека без стрессов немыслима.
Они мобилизуют психику и иммунную систему человека на борьбу, помогают адаптироваться к изменчивой действительности. Стрессом он называл неспецифическую реакцию на любое возбуждение. Вам наступили на ногу в трамвае — стресс. Вызвали к доске — стресс. Любимый сделал предложение руки и сердца — стресс. Нашлось неделю назад потерянное кольцо — стресс. Вы легко продолжите этот ряд: он бесконечен.
А вот к дистрессу Ганс Селье относился как к состоянию безусловно отрицательному, разрушительному. С ним надо не только бороться самостоятельно, но и лечить с помощью специалистов.
Современный человек, особенно житель мегаполиса, все чаще находится на грани между стрессом и дистрессом с определенным креном в сторону дистресса. Зачастую человек спасается от этих состояний с помощью развлечений, в число которых входит потребление продуктов массовой культуры. В такой обстановке СМИ, типологически относящиеся к массовым (т. е. не качественным), получают возможность легко манипулировать огромными аудиториями с помощью различных техник, в частности набора штампов — языковых формул, психологических установок, тематического репертуара. Этот набор велик, но у всех его составляющих есть общая черта: они посылают «сигнал к спокойствию», имитируя стабильность. Даже стабильность в виде перманентного бедствия — это все равно стабильность. Расхожая фраза, что человек ко всему привыкает, очень точна с психологической точки зрения.