Основы творческой деятельности журналиста: учебное пособие

Своеобразной иллюстрацией этого явления служил следующий факт: стенографистки, записывавшие все тексты, например, на съездах КПСС, других официальных мероприятиях, изобретали свои значки, облегчавшие им работу. Услышав что-нибудь из привычного репертуара, они ставили в блокнотах небольшую закорючку, не опасаясь, что при расшифровке что-нибудь пропустят или не так поймут. Скажем, вместо побуквенного выписывания «диктатура пролетариата» они рисовали вертикальный эллипс и палочку с полукруглым хвостиком. И все проходило нормально, поскольку никакая другая диктатура — кроме как в сочетании с пролетариатом — просто не могла прозвучать, равно как и классовая борьба, почему-то неизменно обостряющаяся по мере продвижения к социализму, не могла вдруг прекратиться.

Когда началась перестройка (1985 г.), то одним из первых ее признаков было изменение политического лексикона. М.С. Горбачев провозгласил перестройку вкупе с ускорением социально-экономического развития и гласностью. Любопытно, что перестройку помнят все, гласность — многие, а про ускорение почти все забыли. (Участь ускорения понятна, поскольку и до его объявления вся страна выполняла и перевыполняла пятилетние планы, брала встречные обязательства по выполнению пятилетки в четыре года, поэтому еще каким-нибудь увеличением скорости никого нельзя было удивить.) Перестройка стала штампом так быстро, что даже в иностранные языки вошла в русской транслитерации, как в конце 1950-х гг. русское слово «спутник» после запуска первого искусственного спутника Земли с космодрома Байконур.

Когда Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева, автора вышеназванной триады политических формул перестройка, гласность, ускорение, избрали Президентом СССР (1990 г.), в стране уже царило необычайное смятение, брожение умов. При этом основополагающие штампы вышли из повседневного употребления прессой, рассыпались на произвольные составные части. Одновременно распался Советский Союз, что стало трагедией для миллионов человек. Стабильность кончилась, начались бурные, подчас хаотичные реформы, в том числе и в СМИ.

Читающая публика, встретившись теперь в печати с диктатурой чего угодно, кроме пролетариата, точно знала, что наступили новые времена, потому что с разрывом сочетания этих слов разорвалась некая молекула вещества, цементировавшего целый мир. Партийные руководители на местах запутались в речах. Впрочем, центральным руководителям было не легче.

Когда к верховной власти пришел Б.Н. Ельцин (1991 г.), языковая ситуация начала решительно меняться. А когда премьер-министром в декабре 1992 г. стал B.C. Черномырдин, чуть позже прославившийся яркими фразами, в том числе нетленным афоризмом «Хотели как лучше, а получилось как всегда», — стало окончательно ясно, что все штампы советской эпохи ушли в историю. Если бы хоть раз, хоть один человек в брежневскую эпоху (1964-1982) произнес с трибуны эту фразу о «...получилось» (в оригинале принадлежащую великому русскому сатирику М.Е. Салтыкову-Щедрину), да еще в контексте государственной политики, это было бы подобно даже не грому средь ясного неба, а переходу Земли на другую орбиту, потому что всю советскую жизнь партия и правительство хотели как лучше и всегда все у них получалось. По сообщениям печати, разумеется. И иначе быть не могло.

Кроме идеологических, существовали и существуют штампы художественные, которые совсем не обязательно связаны с идеологией. Эта группа штампов рождается естественным путем, когда аудитория восхищается какой-то очень сильной, выразительной находкой, сделанной талантливым человеком, а его подражатели впопыхах подхватывают эту находку.

Например, неопытные актеры, не зная, как еще выразить любовь, прижимают ладонь к сердцу. В книге К.С. Станиславского «Работа актера над собой» описаны творческие мучения молодых на сцене, когда они, изображая драматические сердечные переживания, прикладывают кисть руки тыльной стороной ко лбу, как это однажды сделала прекрасная актриса В. Комиссаржевская. Точно так же и в художественные тексты пробираются находки великих (непроглядная тьма) и, затертые до дыр, становятся штампом.

От таких штампов следует либо решительно избавляться, если вы обнаруживаете их при редактировании, либо применять их совершенно сознательно, если надо создать особую атмосферу, подчеркнуть трафаретность мышления героев или еще с какой-нибудь изобразительной целью.

Есть ли штампы в нашей современной журналистике? Сколько угодно. И о них — особый разговор.

Включаем телевизор: программа «Фабрика звезд». Представители поколения, являющегося целевой аудиторией этого проекта, зачастую не знают, что это название — аллюзия (намек, ссылка) на известнейшее словосочетание «фабрика грез», которое давным-давно закрепилось за Голливудом. Большинство подростков не знает, чем отличается фабрика от завода и тем более никогда не видели конвейер своими глазами, разве что на том же ТВ. Из всего букета смыслов, расцвечивающих «фабрику звезд», аудитория вполне воспринимает только второе слово.