Особенная семья

— Анна, я вырос с убеждением, что моя задача — позаботиться о нем.

— Колм сам может о себе позаботиться.

— Я знаю. Ну, вернее, я этого не знал, пока в нашей жизни не появилась ты, но чем более независимым он становился, тем сильнее злился я. Я понимая, что должен радоваться за него. И теперь понимаю, что очень мешал тебе, приставал как банный лист к… э-э, попе. Вот только я не понимал, что растущая независимость Колма может означать для меня самого. Я всю жизнь присматривал за Колмом. Я знал, что в долгу перед ним.

— Лайам, но это же не твоя вина, — сказала Анна.

— Но я злился так много лет! Злился на то, что я могу делать, а Колм не может. Злился, что ему приходится на каждом шагу сталкиваться с миром, который часто бывает жесток. Просто злился. Но вдруг возникла ты, и Колм начал… ну, взрослеть, что ли.

— И ты злился.

— Ну да, но, Лайам, он злился не на меня и не на тебя, — вставил Колм, пытаясь, судя по всему, ободрить и поддержать Анну.

Она взяла его руку и благодарно сжала.

— Со злостью жить гораздо проще, чем с чувством вины, — признался Лайам. — А я всю жизнь злился на судьбу. А тут вдруг Колм начал учиться жить самостоятельно, на своих собственных условиях, и я просто не знал, что делать со всей этой злостью. Я не знал, как теперь жить мне самому. Я не просто злился. Я был напуган и оттого злился еще больше. Но теперь…

— Теперь? — настойчиво спросила Анна, когда Лайам остановился.

— Я больше не злюсь. Колм убедил меня наконец, что мне не нужно присматривать за братом. Он способен сам делать это. А еще он сказал мне, что жалеет меня, потому что повезло именно ему. У него есть любимая работа, друзья… и ты, тогда как я тебя оттолкнул.

— Ну, я не собиралась оставаться в стороне.

— Нет?

Она изучающе смотрела на Лайама. Может быть, он этого еще не знает, но он тоже любим. Чудесный, мягкий человек.

— Тебе пора бы знать, что я гораздо упрямее, чем можно подумать. Да, я обиделась, мне было больно, но я пришла бы в себя и вернулась. Непременно.

— Я рад, что опередил тебя на этот раз. — Он показал на преобразившуюся террасу. — Анна, иногда, если как следует постараться, потрепанные шезлонги могут превратиться в белые плетеные кресла. И прежде чем ты скажешь, что люди не должны менять себя ради кого-то другого, отвечу: я меняюсь не ради тебя, я меняюсь благодаря тебе. И благодаря своему брату. Впервые в жизни я свободен, я не чувствую ни злости, ни вины. Только благодарность. За брата, который готов помочь мне, когда я в этом нуждаюсь, и за тебя. Я готов сделать все, только бы вернуть тебя. Я…

Он не смог закончить начатую фразу, потому что Анна бросилась в его объятия и принялась целовать.

— Как неприлично! — воскликнул Колм. — Лайам, я же предупреждал насчет поцелуев! Подождите, вот скажу Джошу и Джилли, что вы двое целовались! Они тоже скажут: «Фу! Какая гадость!»

Ни Анна, ни Лайам не обратили внимания на рвотные звуки, которыми Колм выразил свое отвращение к поцелуям.

— Я люблю тебя! Я не хочу, чтобы ты злился или винил себя. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

— Буду… если ты будешь со мной.

— О нет! Не надо больше целоваться! — завопил совсем рядом Колм. — Весь день я красил, а тут еще эти поцелуи! Ужасно!

Анна не поняла, какое отношение день, проведенный за окраской террасы, имеет к поцелуям, но ей было все равно. В данный момент она знала одно: она любит Лайама Франклина, а он, хоть и не произнес заветных слов, любит ее. В этом она была уверена. В конце концов, он подарил ей белую плетеную мебель.

— Помнишь нашу поездку в Ферранте, когда ты спросила, о чем я мечтаю? — тихонько прошептал Лайам ей в ухо.

Анна кивнула.

— Так вот. Я никогда не мечтал, потому что не считал себя вправе. Но я нашел свою мечту в тебе, Анна! Не могу придумать лучшей мечты, чем всю жизнь провести на этой террасе… с тобой.

Эпилог

— Итак, мы готовы? — спросила Сили три месяца спустя.

Стоял октябрь. Вечер выдался жарким и душным, но Анна знала: не запоздавшее осеннее тепло виной тому, что ей нечем дышать. Она оглядела зал заседаний городского совета и попыталась успокоиться усилием воли.

— Думаю, готовы, насколько это вообще возможно. Жаль, не удалось убедить окрестных жителей в том, что клиенты «Рассвета» в качестве соседей — это хорошо.

Зал был полон. Анне пришло в голову, что они с Сили очень напоминают Давида, выступившего с пращой против соседского Голиафа. Все присутствующие — а их было не меньше двух десятков — пристально их рассматривали. Среди прочих зрителей она заметила мать и Дуга, ее приятеля. Их отношения все еще продолжались. Анна никогда не видела мать такой счастливой. За одно это она была готова искренне полюбить Дуга, но, надо сказать, он и правда оказался очень приятным человеком.

Очень приятный человек был одет в самую жуткую клетчатую рубашку из всех, какие Анна видела в жизни. Правда, мать ее как будто этого не замечала. Или ей было все равно.

— Я рада, что мы не пригласили сюда мальчиков. Джош пришел бы в ужас от такого количества людей, — сказала Анна.