Особенности брачной ночи, или Миллион в швейцарском банке

— Была я дочерью алхимика, да он умер. Была я невестой, да забрали у меня обручальное кольцо. Была я живой девушкой, а стала духом усопшей жены маркграфа. Был у меня жених по имени Блум, а теперь никого у меня нет.

— Аньес!!! — вскрикнул призрак. — Аньес!!! Это твой дух? Горе мне, горе… — И он расплакался навзрыд.

— Да, — печально сказала я. — Ты угадал. А тебя как зовут?

— А я когда-то был женихом Аньес, — прорыдал он. — И зовут меня Блумом.

— Как, ты все же умер? — удивилась я. — А я надеялась, что ты меня спасешь…

— Я еще не умер, но теперь надеюсь, что скоро… Раз ты уже умерла, то и мне жить незачем…

Вот тут и закрались сомнения, что говорю я с призраком.

— Блум, ты ли это? — я с трудом согнулась в жестяной парче и разглядела железную решетку, прикрывавшую отдушину в полу.

— Я… — сквозь решетку виднелось его широкое лицо.

— Что ты тут делаешь? Вылезай немедленно! — радости моей не было предела. Блум нашелся, пришел меня спасать, сейчас он выведет меня из тупика, и мы покинем страшный замок Грюнштайн!

— Не могу… — всхлипнул он. — Нет отсюда выхода.

— Как же нету? — удивилась я. — Как-то же ты попал туда.

— Вход есть, а выхода нету, — как всегда заупрямился он.

— Так не бывает! — топнула я ногой в досаде. Блум свои тугодумством способен вывести из себя и ангела.

— Ах, Аньес, Аньес, — жалобно проскулил он. — В этом жутком замке все бывает. Знала бы ты, чего я натерпелся! Я пробрался в замок под телегой водовоза, меня учуяли собаки, но я спрятался в бочке с отбросами, и они потеряли след. Потом я крался мимо солдат, лежал в навозе, плавал в сточной канаве и наконец пробрался в подвалы через слив. Господи, знала бы ты, в какой преисподней я побывал… Там скелеты прикованы к стенам, там крысы величиной с собаку, там ямы и бездонные ловушки. Однажды я набрел в коридоре на оконце, которое выходило прямо на кладбище. И видел я, как один призрак раскапывал могилу, а второй появился из земли. И я упал в беспамятстве и думал, что умер. И лишь твердил твое имя… Впрочем, что я тебе рассказываю. Ты же сама призрак… Аньес, спаси меня!

— Блум, миленький, какой же я призрак?! — гремя железным платьем, я пала на колени и попыталась сдвинуть решетку. Тщетно.

— Аньеееес! — совсем рядом раздался голос маркграфа, и стены тупика осветило пламенем факела.

Блум пискнул и затих.

— Аньес! — Хендрик выскочил из-за угла, рывком поднял меня и прижал к груди. — Слава Богу, жива! — и тут же сердито напустился:

— Я же велел тебе ждать меня! Куда ты ушла? Что ты здесь делаешь? С кем ты разговаривала?

— Я… Я… Я испугалась, — лепетала я, всем сердцем надеясь, что Блум успел спрятаться. — Я… Я… Я убежала. Я заблудилась. Я потеряла кольцо…

Кольца и правда не было на пальце. Я вскинула на маркграфа виноватые глаза, в смирении ожидая гнева и наказания. Но он не гневался, в его взгляде я со смущением прочла грешное желание. Он наклонился и жадно припал к моим губам. И был тот поцелуй, как глоток нектара.

Глава 14 Год 2005, сумерки

Я провела языком по пересохшим губам и приподняла чугунные ресницы. В районе затылка перекатывалась гранитная глыба, а перед глазами покачивались зыбкие волны, будто плыла я в лодке по морю. В комнате стоял полумрак. Мутный свет с трудом пробивался через витражные стекляшки давно немытого окна в глубокой нише и терялся в выцветшем шелке балдахина. Размытые тени дрожали в мутном зеркале и прикрывали кисейным пологом стены комнаты.

С трудом сообразив, где нахожусь, я попыталась вспомнить, как здесь очутилась, но скоро бросила это занятие, как слишком утомительное. В голову лезли обрывки каких-то слов и ощущение собственной пластилиновой беспомощности. Непонятно откуда всплыло воспоминание о сильных руках и исходящем от них запахе бензина. Бред!

Без привычной тяжести дужки на переносице лицо казалось голым, но лень было пошевелить пальцами в поисках очков.

Я прикрыла глаза, прислушиваясь к затихающим волнам боли. Похмелье, самое настоящее похмелье терзало организм, ослабленный бессонной ночью и трудным путешествием по Швейцарским Альпам. Что за зелье такое добавила Гунда в какао, от которого я позорным образом заснула, как последний пьянчуга? Сознание немного прояснилось, мне удалось собрать воедино расползающуюся на куски картинку.

Старуха Смерть, чья неподвижная фигура в дверном проеме кухни напугала меня, оказалась той самой Гундой, о которой говорил папаша Бонифаций. Зловещий облик вблизи принял черты строгости и невозмутимости, свойственных тем женщинам, которые привыкли рассчитывать только на себя, прожив жизнь в одиночестве. Гунда похлопала меня по щекам, приводя в чувство, и помогла сесть на скамью.

— Ты кто? — спросила она, с подозрением оглядывая мои драные джинсы, запачканный свитер и измазанное сажей лицо.

— Ольга, — представилась я, радуясь, что очки при падении не пострадали.

— Я спрашиваю, что ты здесь делаешь? Замок — частная собственность, — в ее скрипучем голосе слышался лязг запираемых запоров и поворачивающихся в замочной скважине ключей.