Особенности брачной ночи, или Миллион в швейцарском банке

— Гунда! — из горла вырвался хриплый клекот.

Проклиная какао и настойку на рябине, я нащупала в изголовье очки, сползла на пол и почти в полной тьме выбралась из опочивальни. В конце коридора поблескивал желтый лучик света. Я двинулась к нему с надеждой на спасение, как одинокий путник к оазису.

Глава 15 Год 1428, вечер

— Не ходи по замку в одиночестве, — сказал Хендрик, отряхивая подол желтого платья. — Здесь легко заблудиться. Замок столько раз достраивали и перестраивали, что никто толком не знает его коридоров. В прошлом году потерялся кравчий. Так и не нашли.

Я передернулась в запоздалом страхе и с благодарностью посмотрела на маркграфа. Что, если бы он меня не нашел? Так и блуждали бы мы с Блумом по заброшенным коридорам, он в подвалах, я — наверху. А следом бы крались страшные тени с арбалетами.

— Кто же стрелял? — похолодела я от третьей волны страха, вспомнив стрелу и колпак.

— Не знаю, — Хендрик в досаде стукнул кулаком по стене. — Не было там уже никого. Но кто-то же спустил тетиву арбалета при льежских доспехах?!

— Привидение? — ахнула я.

— Э, нет, — горько усмехнулся он. — Привидению не справиться. Оно же бестелесное. А тетиву натянуть — силенка нужна… Ну, ты готова?

Я кивнула и вернула ему влажный шейный платок. Ледяная вода, которая била из небольшого фонтана, остудила мое разгоряченное, зареванное лицо. С таким лицом было бы неловко появиться перед мачехой маркграфа и придворными. Парчовое платье немного испачкалось во время скитаний по заброшенным коридорам, но я уповала на то, что Изабелла экономит на свечах, и впотьмах никто не заметит.

Маркграф протянул руку, и мы двинулись по коридорам замка. На этот раз скорым шагом, не задерживаясь для повторения того самого поцелуя. Того поцелуя, от воспоминания о котором у меня слабели колени, а сердце начинало биться часто-часто.

Да, сердце биться…

На половине Изабеллы царило яркое веселье. В зале собралось полсотни придворных дам и кавалеров. Жонглеры забавляли их ловкой игрой с шарами и пустыми флягами. Играли музыканты, услаждая слух нежной мелодией. Столы, уставленные серебряной посудой с яствами, ждали гостей для трапезы.

— Хендрик, ну наконец-то! Сколько можно ждать! — воскликнул Магнус с набитым ртом. — Так и от голода помереть можно!

Он один сидел за столом, пожирая свиную ногу. Придворные вились в другом конце зала вокруг Изабеллы. Мачеха маркграфа восседала в кресле под балдахином. Спинка кресла не уступала по высоте трону в бальном зале.

Изабелла оказалась расплывшейся красивой женщиной в том возрасте, когда тело еще молодо, а душа уже утомилась от удовольствий. Она скучала в окружении нарядных дам и галантных кавалеров. Ее пухлые губы, сложенные изящным бантиком, источали липкий мед приторного презрения ко всему на свете, кроме собственной особы. Возле ее ног возлежал совсем юный паж и водил пальчиком по мыску туфельки, едва видневшейся из-под меховой опушки вдовьего платья. И по тому, как он водил пальчиком, было понятно, что пажу ведома и вся ножка вдовы.

Да, такие женщины не покидают добровольно грешный мир ради уединения и молитв. Такие женщины не меняют дорогие меха на грубую рясу. Напрасно отец Бонифаций надеялся, что отряд христовых невест пополнится за счет Изабеллы.

Стайка придворных дам оттеснила меня от Хендрика. Беспорядочно мельтеша и щебеча птичками, они усадили меня в низкое кресло, так что колени мачехи оказались на уровне глаз.

— Ой, какое миленькое платьишко, — губы Изабеллы изобразили улыбку. — И оно так тебе к лицу, дорогая Агнес. Я сама заказала точно такой же парчи для обивки стен в гардеробной.

Я хотела ответить ей, но вспомнила наставления Гунды и промолчала.

— О, какая жалость, весь подол выпачкан. Где же ты испачкалась, любезная Агнес? — не унималась она. — Наверное, в свадебном путешествии. По каким же канавам таскал тебя Хендрик? Впрочем, что с него взять?! Всем известно его пристрастие к конюшням и сеновалам… Не правда ли, Марианна?!

Я изо всех сил стискивала зубы и держала на губах вежливую улыбку, но последние слова Изабеллы заставили меня взглянуть на нее. Вдова наслаждалась произведенным эффектом. Не знаю, как ей это удалось, но смотрела она одновременно на двух женщин: на меня и на придворную даму с кошачьими глазами. Ту самую, которую я приметила еще во время пира в бальном зале. Она сидела тогда во главе общего стола рядом с надменным стариком и откровенно скучала в его обществе. Еще мне запомнился ее взгляд. Что было в том взгляде: любопытство, насмешка или грусть? А может быть, то были затаенная боль и презрение?

Сейчас на ее лице алели пятна унижения. Грудь вздымалась от еле сдерживаемых рыданий, а с губ готово было сорваться проклятие, не подобающее добропорядочной христианке. И не надо было быть ворожеей, чтобы понять, на какой сеновал намекала Изабелла и с кем проводил там время маркграф.